Я доходил почти до ручки в восточной дикости пиал,
По-женски месячны получки, а жизнь как мыльный сериал.
Пустынно кафельное солнце, а мир отчаянно жесток...
По мненью матери японцев та штучка толстая - Восток.
Уже не верю обещаньям: я - аксакал, я - старый дед,
По кровно-местному заданью спешит откопанный Джавдет.
Не разглядишь под паранджёвым, на ус засохший намотай,
Лишь в руковицах отъежовых мила Зухра и Гюльчатай.
Ислам, сюжет первообщинный, где комиссары и ревком,
Здесь растерявшийся Петруха лежит проткнутым шашлыком...
Басмачен гад и многожёнец, жестокость в морде,бес в ребро,
Икрой откормлена таможня - даёт почти уже добро.
И за Державу так обидно, где сердцу дорог каждый мент,
Что веришь свято и ехидно - близка расплата - хеппи энд!
Герой достанет мощный кукиш, и скажет "Ну?", а после "На!"
Нас не продашь и не подкупишь, пусть по чапаевски волна
Накроет шайку медным тазом, душой мы вместе, рядом, mit...
Не потопляем только Сухов, и сух как похер динамит...
И в лус пекает Верещагин, отрезок жизни скорбно мал...
Мы пьём в раю до самой ручки в восточной дикости пиал...