«…и два ворона всюду следуют за ним — Мысль и Память…»
Старшая Эдда
Весенний парк... воскресенье, кажется…
Скамьи — своим свежекрашенным мажутся,
на них без газеты сесть отважится
разве кто молодой и глупый,
или (что, впрочем, обычно) пьяный.
И я бреду — параллельно-тупо
в его асфальтовых меридианах.
Иду. Какой-то дорожкой щербатою,
что ни катком не сровнять, ни лопатою,
она обрамляется жухловатою
слегка ещё, травой весенней.
И как здесь ездят люди на роликах,
вместо сидения в баре за столиком?
А вот катаются же — воскресенье.
Прогулка по парку… рядом с голой акацией
какое-то шоу с закуской и танцами…
Вот кто-то авансом в любви объясняется,
используя сотовый вместо рупора.
А вот — походкой кадавра ожившего,
выйдя из гроба или ступора —
глазами крича — ему бы налить чего,
да, как всегда, не хватает наличности —
бомж какой-то, дворняжьей наружности,
свой путь из прямой превращает в окружности,
или в спирали. Что в данной сущности,
впрочем, — неважно. Противолодочным
зигзагом плывёт он — маневрирует,
парк озонируя выхлопом водочным
и дам постарше изрядно нервируя.
А эти гражданки — сидят, как курицы —
нахохлившись — на насесте улицы,
блестя золотыми зубами, сутулятся
рядом друг с другом — на старой лавочке.
Беседы ведут о невзрачной пенсии,
своей поликлинике и смотря в очки,
наслаждаясь видом воскресным,
ругают всё то, что им интересно:
детишек, играющих с шумом и визгами;
зады их мамаш молодых, чуть отвислые;
молодежь, что, бренча на гитаре, насвистывает;
дедков-ветеранов портреты кислые
и солнце, что светит и тускло, и низко…
«Вот, то ли раньше — сияло, как вымпел…»
…а также мою фигуру сутулую,
что, с трудом, скамейку найдя пустую,
но — сел, закурил и «немедленно выпил».
Прогулка по старому парку. И в голову
простецкие рифмы лезут глагольные,
молчанье не в злато ценя, а в олово.
И мысли ползут, тараканам подобные:
мелкие, много и в разные стороны…
схожи с изюмом, но несъедобные…
За ними — следят на деревьях вОроны.
Их единственных это касается —
следить за всем, что весной расползается.
Здесь можно — я знаю! — читать «разлагается» —
ведь, как по весне не ходи — не радуйся,
ищи своим мыслям простора-пастбища —
найдёшь его — разве за парка оградою.
А позже — лишь за оградкой. На кладбище…
Подняв, оброненный кем-то, мелок и
несмотря на прохожих упрёки,
поверх асфальта — царапаю строки…
Всё очень просто: кто против — встаньте
и выйдите, а от обид — увольте…
С чего вы взяли, с какой это стати —
что я свои рифмы пишу в блокноте?
Гвоздём на стене. На асфальте — кирпичиком.
Заброшенным в дальний угол чинариком.
На диком пляже — обломком спичечным,
но всё же — царапнуть поверхность шарика…
Ботинок армейских подковами гнутыми.
К любимой женщине наивными письмами.
Сыном, а повезёт — так и внуками.
Избитыми шутками. Свежими мыслями…
Фоткой с друзьями — в семейных альбомах.
Могильным распятьем — в четыре стОроны…
но всё-таки, — чтобы хоть кто-то помнил…
Помимо вечно довольных вОронов.