В плену Евразии под пологом скрипучим,
где млеком Севера вскормленный род могучий,
влекомый памятью геонских мутных вод,
все медлит ожидаемый исход
к Земле… где пробуждая тени,
восток господствует весной.
Где, избегая повторений,
исполнен радостью живой,
следит с вниманьем простодушным
незапно зримые миры
отшельник, обликом тщедушный -
свидетель тайной красоты.
Где древних вин скудель пустая,
забыв призвание свое,
поэт, глаголами играя,
резвит ослепшее перо,
глумится борзыми строфами,
то осеняя лоб крестом,
то в отреченные скрижали
рассеянным толча перстом.
То дней минувших песнь преложит
на благозвучные стихи…
его зовет, как будто век уж прожит,
покрова совлеченный лик Земли.
И там перед вратами Рая
в теченье среднем Ра-реки,
стерляжий дух предвосхищая,
волочат мрежи рыбаки.
Улова в ветхих сетях мало,
чтоб как-то горю пособить,
идут к мордве (та посконь стлала),
«ули чапамо» попросить.
(Есть в просьбах неземная сила) -
мордва сказала: «Восолдонь!»,
хитро смеется, и в ладонь
«чапамо» рыбарям вручила.
Едва гобзующие души
хмельная тронула рука,
запела в преизбытке чувства
сарынь на кичку «Ермака».
С заветных пор в сокрытых Богом кущах
хранит убогих чин календаря.
В плену ветров Евразии певучих
спит сном младенца родина моя…