( рассказ-быль)
Все никак не выходит из головы эта история, рассказанная как-то знакомой. Ладно, она помнит – это осталось одним из ярчайших воспоминаний ее детства, но почему меня не отпускает, казалось бы простой рассказ?
…Было это давно, еще в радостную и счастливую пору моего детства, когда мир казался прекрасным и огромным, хотя дальше околицы нашего хуторка я и не ходила. Это сейчас понимаю, что хуторок был с «пятачок», но тогда… Я была полновластной правительницей моего маленького государства, владения которого простирались от берега чистой прозрачной речушки с подвесным покачивающимся мостиком и до гор. Да, да, самых настоящих, правда, без заснеженных вершин, но гор, а когда, бережно их укутывая, опускался сероватый туман, то мне казались они громадами, величавыми и неприступными.
Мне были знакомы каждая травинка, каждая букашка моих владений. Я любила их всех почти одинаково, и, как теперь кажется, они отвечали мне тем же. И можете представить, что творилось в моей душе, когда в знакомом до последнего гвоздика и осколков бабушкиного зеркала царстве появились новые обитатели, да еще какие – самые настоящие, живые, с блестящими глазенками щенки. Радости моей не было конца. Мы привязались друг к другу, я кормила их, вычесывала им шерстку и они семенили за мной всюду, одновременно смешно поворачивая на голос ушастые мордочки, как шляпки подсолнуха поворачиваются вслед за солнышком.
Но дети собак почему-то растут быстрее, чем дети людей. Вскоре щенки превратились в красивых молодых собак. Их уже стали приучать стеречь овец на пастбище и следить за вечно отбивающимися от стада своенравными коровами. А Кунда, их красавица мать , охраняла дом, огороды, сад. Когда же все собирались в большом дворе, собаки, радостно повизгивая, рассказывали друг другу и мне о своих новостях и, случалось, счастливые, мы засыпали вместе, и родители тогда осторожно уносили меня в дом, а щенки (все равно они еще были пусть и подросшими, но щенками) охраняли наш сон.
Как-то раз, ближе к вечеру, раздался неистовый лай щенков. Обычно очень дружелюбные и незлобивые, они спокойно и с достоинством встречали чужих, это спокойствие говорило о силе и решимости стать на защиту. Но в тот вечер они буквально разрывались от лая, норовя схватить зубами ловко уворачивающегося незнакомца с недоброй ухмылкой на небритом лице. Вышедшая унять собак мама наклонилась – и тут произошло неожиданное: Кунда набросилась на нее. Все остолбенели и очнулись только от раздавшегося крика. И в тот же миг Кунда поняла свою ошибку, но было уже поздно. Все, бестолково суетясь, бросились помогать. Двор сразу же заполнился откуда-то взявшимися людьми. Маму перенесли в комнату, каждый советовал свое, самое действенное средство. В этой суматохе совсем забыли о Кунде, а она все скулила и скулила виновато.
Наконец, перевязанная мама попросила пустить к ней собаку. Та робко переступила порог и, распластавшись по полу, медленно и неуверенно поползла к маме, не поднимая глаз. Мама в знак прощения протянула ей руку. Кунда робко прикоснулась к ней, и тут я впервые в жизни увидела, как плачут собаки: слезы катились и катились, оставляя на шерсти длинные мокрые бороздки. Это было так необычно. Все притихли.
Вскоре мама отправила нас на улицу. Кунду решили привязать на цепь, на всякий случай. Но с нею происходило что-то странное и непонятное. Она не давалась никому в руки, крутилась волчком, пытаясь для чего ухватить собственный хвост.
Встревоженный папа тотчас привез ветеринара, боясь бешенства собаки.
Внимательно, насколько это удалось в такой необычной обстановке, доктор осмотрел Кунду и, в растерянности поглаживая бороду, проговорил: «Не беспокойтесь – признаков бешенства нет. Но собака - не жилец, у нее сильный стресс».
К ночи Кунды не стало.