"А тот, кто ищет Любви, беззащитен вдвойне..."
БГ
о ж и д а н и е
я однажды приснюсь тебе к ужину
вся такая чуть-чуть невозможная
как покрытая влагой жемчужина
в перламутровом трепетном сне
пальцы нежно прочертят линию
по раскрытым губам осторожно и
на окне вдруг распустится лилия
и сверчок пробежит по стене
в лёгкой дымке подкравшейся осени
твои пальцы теплее чем солнышко
на пол падают тонкие простыни
в небе стелется пьяный закат
твоя ласка опаснее омута
твоя нежность прозрачное стёклышко
каруселью закружится комната
разольётся мечты аромат
всё когда-нибудь сбудется-сложится
лягут решкой монетки гадания
фотографии скорчат мне рожицы
вытрут ангелы слёзы нам
где-то Там тихо вымолвят следующий
сокращая часы ожидания
ты появишься может быть к ужину
и губами прижмёшься к губам
***
e m m a n u e l l e
н.е.ж.н.о.с.т.ь
в раковинке перламутровая
исполняя мелодии венского леса
раскрывается просыпается
говорит «доброе утро» и
«быть вашей лестно»
ишь старается
н.е.ж.н.о.с.т.ь
вылизанная выласканная
билась в ладонях
сопела притихла
авось не прогонят
свернулась мурлыкой –
не тронь её
н.е.ж.н.о.с.т.ь
хрустальная туфелька
этому мала этому мала
этому не дана
до сих пор одна
бриллиантовой крошкой рассыплется
нет чтобы свыкнуться
молчит не откликнется
удалится на взводе
н.е.ж.н.о.с.т.ь
вроде бы
***
лаская полночную скрипку (колыбельная)
когда засыпают львы
зажигают фонарики ангелы
рассыпав жемчужины смеха
и выкрасив золотом лестницу
и не размыкая объятий
всё кружатся в медленном танце
а снег прошлогодний всё падает снова и снова и –
в небо
но я дышу в такт сердцу
в такт твоему сердцу
когда умирают львы
светлячки притворяются звёздами
и прячут озябшие крылья
в прозрачную лунную шаль
как будто боясь ошибиться
как будто борясь с простудой
сухие дрожащие губы
растерянный взгляд вдаль
и дождь замывает следы
дождь барабанит в сердце
а осень доверчивой мордой
взъерошенной ласковой мордой
уткнулась и дышит в колени
и пьёт из дрожащих ладоней
а ветер играет ей Баха
лаская полночную скрипку
и где-то...
смеются львы
и кажется мне или
просто –
я дышу в такт смеху
в такт твоему сердцу
***
п р и к о с н о в е н и е
ей снились караваны из Марокко
душистый кофе аромат сафари
её манили розовые замки
а дождь художник рисовал портрет
на тёмных стёклах будто ненароком
сползало с бёдер шёлковое сари
заплаканные губы чужестранки
капризный взгляд сквозь дым от сигарет
она была до поцелуев жадной
ловила стоны словно рыбка невод
и локонами цвета шоколада
как мотылёк едва касалась губ
будила вожделение и жажду
а ты молился слепо веря небу
её богам и вкус её помады
преследовал во сне ты не был груб
ты не был зол ты не был зван ты не был
ни ко двору ни к сердцу блеск огней
прикосновеньем скальпеля вдоль кожи
последний выход в суету машин
и жгущий свет от рампы грифом белым
терзает плечи грудь живот а ей
привиделись подснежники о боже
the end of special jazz for нормa джин
***
мы звали её Любовью
...числа двадцать третьего последнего месяца в этом уставшем сезоне
(на удочке ночи – луна, как пойманный неделю назад детёныш акулы)
пишу тебе в последний раз, чтобы сказать... Похоже, страдает кессонной
болезнью весь экипаж. На верхней палубе резвятся танцовщицы из Стамбула
с помощником капитана, словно празднуя день очищенья Помпеи от скверны –
неделю без пресной воды, боцмана смыло волной, мостик давно разрушен...
Уплываем всё дальше, не веря ни в Бога, ни в Чёрта, ни сладкоголосым сиренам –
мыс Доброй Надежды унизан обломками кораблей, словно бусами из ракушек.
Кажется, раньше из каждой каюты был выход, был вход, причины и даже мотивы...
(как говорил боцман, любой замок предполагает наличие ключа, сноровки и каплю масла)
Теперь всё просто, как воздух. Мы заперты в трюме: считаем приливы-отливы,
ругаемся матом и на ночь (ведь Бог терпелив) бормочем цитаты из Екклесиаста.
Терпеливее Бога только акулы – молчаливо ласкают обшивку шальными мордами...
(боцман, бывало, любил дразнить их, попыхивая трубкой, потягивая бразильский кофе,
пока не выпал...) А знаешь, твой подарок, рыжая красавица колли, умерла вчера родами.
Жаль бедняжку (в отличие от боцмана). Помнишь, мы звали эту ласковую суку "Любовью"?..
Пожалуй, я не вернусь. Больше не жди на пристани. Но летом в каком-нибудь Сан-Диего
(на ужин, конечно, как обычно – вино, шоколад, креветки и уже заказана ложа)
поставь за меня пару монет на любую гнедую в твоём следующем забеге...
У меня так и не получилось. Я, как всегда, ставлю всё. Да всё не на ту лошадь...
***
з а з е р к а л ь е
и останется имя – на краешке глянцевой ночи
словно лезвие в сердце улыбку швыряет луна
люди тоже бывает сбиваются в стаи по-волчьи
промахнулся акела и участь его решена
а на кончике губ – слабый вздох и дрожащее слово
и блестящих снежинок чуть влажная тёплая взвесь
ну же выпей алиса – но зеркало падает снова
опоздал белый кролик столетий примерно на шесть
а потом как положено много цветов и рыданий
и банкет но сжимается память комочком земли
океан почему-то внезапно окончился ванной
а обмылок любви – эксцентричным эскизом дали
на финал не хватило немного – всего лишь начала
хэппи-энд отменён по заявкам вещает эфир
только глупый титаник с надеждой стоит у причала
а в кондитерской аннушке сдачу дают за кефир
***
кукла-валяшка
в вязаном свитере мыслей прокурено-чёрном
колет себя убеждаешь – тепло и комфортно
пусто тоскливо и жалко себя по нечётным
чётными – злость словно девка с тверской красит рот но
чёрт побери снова снишься ты снишься хотя
угол открытости губ равен точно нулю
странно а пальцы так сильно коснуться хотят
и пробежать по щеке лёгкой бабочкой лю-
фтганза с «тобою» опять улетает на север
а с ночью приходит вдруг память касаний и снов-
а я дико мёрзну до мозга в отсутствие верю
не верю игра в подкидных дураков всё равно
теперь загадаю на белое листья ромашки
снимут усталость ты запах уловишь нечая-
нно хрупкий под воду уходит кораблик бумажный
вензель по борту размыло осталось лишь «...щаю...»
ласковый всплеск и – забвение нежности кроха
куклой-валяшкой лежит тихо болен сверчок
дряблое тело исследуют пальчики Коха
«верить нельзя отказать» и печать на плечо
***
б е з н а д ё ж н о с т ь
боль губами касалась сердца на осколки взрывалась память
пеленою стелилось утро укрывая нагую ночь
а она всё твердила слово но как чётки дрожали буквы
но молчали сегодня буквы – не сложившись не стали песней
и она улыбалась глупо улыбалась чуть-чуть смущённо
вспоминала о хрупком счастье что легло как всегда ребром
как монета и лёгкий ветер подвывал в унисон с тоскою
и мелькали кружились мысли шелухой от орешков кешью
и она закрывала сердце повторяла не выход это –
снова резать как вены память распиная любовь крестом
и на тонкой ладони тщетно всё пыталась увидеть имя
но смеялось над ними время и шептало ей – поздно... поздно...
и она вспоминала ночи и мелькали на шторах тени
и всё так же ласкала сердце обнажённая тихая боль
и она усмиряла нежность улыбаясь не веря звёздам
и роняла как бисер буквы ненадёжного глупого слова
***
дурочка
уходящее солнце старательно вяжет на память лучик –
тонкую нить ту что рвётся так тонко молчания маска
как грим на лице и я знаю есть где-то намного лучше
чем я да хотя бы вон та рафинированная куколка из Небраски
с улыбкой мэрилин и грацией лолобриджиды...
закрываю глаза и молитвой под нос бормочу себе дурочка
кайся ты никогда не умела танцевать ни фокстрот ни джигу
ни извиваться под звуки флейты или какой-нибудь дудочки
а белое не всегда смерть но и не обязательно сахар
послать что ли бандероль иллюзий прямиком к родителям
по материнской тра-та-та линии или быть может захер
мазоху потрепать жилетку ещё пару недель и я
смогу потом написать рассказ как сцеживала из себя по капле
его запах разделяя территорию памяти на словаков и чехов
на «да» и «нет» хотя по правилам их говорить нельзя накрывает плед
чёрно-белой тоски и кажется всё ясно и кратко – ну вылитый чехов
и катастрофически не хватает ни чёртовой веры ни времени
между приступами мозготра...
ха! не я словно шепчу сама себе дурочка а ты каялась...
смотри осталось всего пару-тройку инъекций сомнения и
можно будет сухо констатировать что полеталось да обожглось
так сказать до(икар)илось
***
б е с п р и ч и н н о с т ь
для вдоха не нужно причин и воздух морозен
в промокший платочек неба не выдохнуть словно
я больше не слышу тебя мне не вышептать слово
и больше не нужно причин там где воздух морозен
для вздоха не нужно имён но прощаются молча
не помня причины сбиваемся медленно с ритма
я больше не чувствую такта не чувствую рифмы
и разве нужны имена тем кто прощается молча
для входа не нужно дверей и путь пройден – мимо
знакомый рефрен освящён безмятежностью будды
я больше не вижу тебя и у входа пригреется буква
появится выход и сто и одна опоздавших причин
***
мёртвые бабочки
kiss me, baby...
я расскажу тебе сказку
о девочке из подворотни
обычной столичной клоаки
о маленькой глупой девочке
придумаю-вспомню сказку
я напою тебе песенку
о рыжем вихрастом щенке
о тёплом комочке-подкидыше
щенке с человечьим взглядом
на ночь спою тебе песенку
ohh, ohh, kiss me...
я напишу историю
про одинокую девочку
что на ночь глотает Брамса
не вяжет острыми спицами
и помнит вкус апельсинов
я напишу историю
про девочку с фотографии
с глазами cacao-mocco
с тонкими чуткими пальцами
про маленького щенка
ohh, ohh, baby...
ты брось в меня камень, baby
ты брось мне тяжёлый камень
вложи мне в холодные пальцы
в мёртвые бабочки-пальцы
чёрный точёный стилет
в столичном заброшенном парке
я утро сожму в ладонях
я выпью глотками небо
и вырежу нежность суки
из глупого тёплого сердца
kill her, baby...
ohh, kill her gently...
***
пустышка
смысл утерян актёры – лишь бледные тени
тех кто забыл что однажды порвётся где тонко
дубль пропал и свернулась от холода плёнка
только дублёры упрямо считают ступени
роли забыты я помню лишь первое слово
мы как по нотам играли но каждый сфальшивил
я улыбаюсь в глаза многорукому Шиве
он мне в ответ ухмыляется чем-то лиловым
твой силуэт словно дым сигаретный растает
всё что осталось то не повернуть больше вспять
имя – на краешке памяти символом ять
прикосновения – рыбок испуганных стая
осень всё смыла и сунула в рот нам пустышку
как заклинанье твердишь будь же чуточку взрослой
стрелки нам шепчут но время их шёпот уносит
скомкан роман – три страницы зачитанной книжки
***
фейх_ёво
вновь изучаю физиогномику рассыпанных строчек.
литрами пью добавляя доверчивость-brandy в кофе.
сжавшись кидаю в пропасть ползущих минут-одиночек
«где_ты» метраж и дерзких маленьких стрелок профиль.
сжимаю часами руки до трещинок нежности в коже.
время стекает тёплой каплей эритроцитов...
листаю томики по хиромантии и... о, Боже!
снова вижу луну и под солнцем палящий Юпитер.
когда тебя нет это верно под утро взбесилась Венера.
когда нет меня это «мы» минус «ты» и помножить на вечность.
в упор головой-на-плечах на часы – как Париж над фанерой
летают минуты-часы-ожидание... вязкая млечность
стекает дорожкой истомы под трепетной грудью. снимая
сомненья – движеньем... касаньем... дыханием... может болезнь?
быть близко-не-рядом. и нежность – снаружи. по тонкому краю.
внутри же – густая бурлящая страсть наполненной джезвы.
смываю дневное и плод фейхоа ласкаю губами.
страницы листаю и надо же точно! – «сперва было слово».
минуты ползут игуаной по нервам... сложу оригами
из слов или чувств. но когда тебя нет – не хочу. и вообще
фейх_ёво.
***
почти неуловимое на кончике рассвета
твой сон не потревожив тихо встану
раздетым утром и открою ставни
и выпущу наружу сладость ночи
ловя губами солнечные брызги
а знаешь
я прочла в какой-то книге
что если верить сердцем то дождёшься
что если верить в чудо то однажды
ловя на вздохе жёлтые снежинки
блестящие и тёплые снежинки
(наверное от летнего загара)
ты сможешь прошептать кому-то
милый
ты кстати знаешь та соседка сверху
(ну та что курит иногда с тобою)
вчера случайно подняла подкову
гуляя в парке со своею таксой
и подарила мне ее на счастье
конечно же подкову а не таксу
ты знаешь
я давно сказать хотела
что жду тебя и думаю о встрече
что
я тебя
(конечно же дурёха)
ну словом ты и сам давно всё знаешь
так вот однажды чуть прозрачным утром
я встану раньше чтоб увидеть в небе
в предутреннем припухшем влажном небе
звезду что дарит страсть и нежность
утром
я просыпаясь повторяю слово
чтоб удержать на кончике рассвета
скользнувшего к тебе под одеяло
невинным мотыльком прикосновений
прохладу пальцев чуть дрожащих
ночью
я засыпая повторяю имя
перебираю ягоды как буквы
чтоб видеть сны наполненные светом
дразнящего и трепетного чувства
разлившего истому и желанье
сказать тебе что
я тебя
(дурёха)
да в общем ты и сам уже всё знаешь
***
непроизносимое (2)
больше
не потревожу сон твой не коснусь я
твоей руки твоей забытой тени
на тонкой простыне рассвета тает
разлитый словно кофе сгусток ночи
а знаешь
я читала в глупой книжке
что если сердце слепо верит в чудо
что сказка станет былью то однажды
уткнётся счастье мордочкой в ладони
и сможешь стать кому-то
я забыла
что значит верить ждать и каждым вздохом
следить за пробуждением вселенной
*
я знаю где-то рыбки ловят невод
и говорят по-детски голосами
про то
что
я тебя
(прости дурёху)
я позабыла знаки
я не помню
звучанье слова я не жду касаний
моих покорных губ
как белоснежка
сжимает нервно пальцы плача в гроте
как тощая костлявая старуха
с надеждой ловит призрачное счастье
в пустом дырявом высохшем корыте
я позабыла слово
нелюбимой
себе я разрешаю эту вольность
*
и собираю острые осколки
того что не случилось не сбылось не
конвертик строчек и конечно такса
(с дрожащим влажным носиком дурёха)
что подарили нам на счастье
ночью
задумав имя я рисую звёзды
подставив руки
вот вторая третья –
скатились все да все не в те ладони
и жёлтая манящая подкова
сияет невозможным светом
утром
на завтрак пью взахлёб глотками небо
и заедая терпким «невозможно»
прощаюсь
знаю где-то – невод рыбки
и три желанья и
(прости дурёху)
я изменила имя
разрешаю
себе я эту вольность
нелюбимый
***
ни слова о любви
ночь медленно закидывает невод
на нервах звёзд луна играет соло
моей надежды крохотный осколок
обжёг ладони разрывая небо
дождями судорогой сводит воздух
доказанная кем-то теорема
в каких-то сотне метрах от эдема
вдруг ощетинилась шипами словно роза
и даже сумма всех прикосновений
для нас не стала больше чем разлука
где нам не прыгнуть за пределы круга
где вместо лиц размазанные тени
нам не дойти до точки "мы" – наш компас сломан
почти до капли выпито молчанье
на кончике иглы дрожит – признанье
что я тебя...
...нить порвалась почти...
ни слова
***
б е з з а щ и т н о с т ь
и когда наготу пирамиды Египта прикроют снегом
ты вдруг обернёшься на звуки шагов на чуть слышные звуки
ты обернёшься с укором и спросишь: ну где же ты где ты
а я... не смогу не смогу словно эхо шепнуть тебе здравствуй
но ты обернёшься на голос я знаю что ты обернёшься
и когда вдруг прольётся вода Иордана слезой Пророка
ленивое солнце обнимет восток прикрывая ресницы
ты разглядишь мою тень ты протянешь мне медленно руки
а я... не смогу не смогу мотыльком отогреться в ладонях
но ты разглядишь мою лёгкую тень ты увидишь я знаю
и когда небо станет к нам ближе на осень а море – глубже
и нежность моя захлебнётся в тоске не успев раствориться
ты улыбнёшься услышав вдруг шорох услышав вдруг имя
и ты удивишься услышав вдруг шёпот услышав в нём слово
а я... я коснусь нежно пальцев твоих прикоснусь к тебе слышишь
не бойся – то мой несмышлёнышек Ангел (и он где-то рядом)
мой маленький глупый мой ласковый Ангел (он тянет ладони)
он так и не смог он что странно не смог (а казалось бы – Ангел)
он так и не смог позабыть про Звезду что согрела однажды
но небо становится ближе к нам – ближе на целую осень
***