Сегодня время провожу, читая
любимое хайку,
эти несколько слов бесконечно твердя.
Как будто вкушаю
одну и ту же свежайшую гроздочку
снова и снова.
Расхаживаю по дому, декламируя,
предоставляю звукам падать
сквозь воздух каждой комнаты.
Стою у гулкой тишины рояля и стих произношу.
Говорю его перед морским пейзажем на стене.
Ритм его выбиваю на пустой книжной полке.
Слушаю себя, говорящего,
потом говорю, не слушая,
потом слышу, не говоря.
А когда мой пес подбегает,
я опускаюсь на колени
и шепчу ему стих в каждое длинное белое ухо.
Это стих об огромном
храмовом колоколе,
на котором спит мотылек,
и всякий раз, говоря, ощущаю, как мучительно
давит мотылек
на поверхность чугунного колокола.
Когда говорю у окна,
колокол – это мир,
а я – отдыхающий там мотылек.
Когда говорю перед зеркалом,
я сам – тяжелый колокол,
а мотылек – это жизнь с ее бумажными крыльями.
А позже, когда рассказываю стих тебе в темноте,
колокол – это ты,
а я – звонящий в тебя колокольный язык,
и мотылек улетает
из своей строки
и трепещет в воздухе над нашей постелью.