Билет был пуст, а ящик в доску черен.
Он не был псих, он знал, что все пустые.
Есть знание, секущее под корень,
когда спина ознобом нервным стынет.
Ладонь к стеклу, когда стекло в тумане,
шок боли сквозь глухую мглу наркоза
и горловой позыв, когда ноздрями
раскованно поглаживают розу.
Но руки удержаться не сумели,
у рук особое предназначенье,
и пальцы, извиваясь в виде змеек,
тянулись в тьму, где с голубым свеченьем
вращалось нечто вроде осьминога.
Пустой билет охоч до контраданса.
А их к тому же было очень много,
и это сильно повышало шансы.
Но пальчикам маячила десятка,
морочил миг, когда соединится
нуля всепроникающая схватка
с неудержимым взмахом единицы.
Билет был пуст. Пожалуй, было б лучше,
чтоб единица там торчала гордо.
Хватило бы нуля на крайний случай -
аркана для зарвавшегося горла.
Но пустота? Шаг в пустоту, известно,
и надо расплеваться с настоящим.
Он записал в дневник: «Играю честно,
а правила диктует черный ящик.»
1988