Во сне он говорил. Его несло.
Хотя закусывал весь вечер плотно
и даже не допил свой полуштоф -
такой, как на тюрмортовских полотнах.
Свидетели, точнее -тельница,
была покорена его искусством.
Из показаний:
улыбаясь в пол-лица,
он Пушкину спрягал искусство с чувством,
с поэтов-метафизиков совлек
их мрачный шарм, к чему-то вплел Плевако,
уверил, что Набоков - мотылек,
но конь и Юнг и тур и дальше всяко,
что Хармс с энтузиазмом не любил
парнокопытных, как и их потомство,
затем, снижая пафос, заявил,
что боливар несет двойное жлобство:
галантерею плюс свой номинал,
и что-то про продажных адвокатов,
потом секунд пятнадцать промолчал
и выразил сочувствие горбатым
от имени присутствующих и
отсутствующих также. А в финале:
мол, бабы подлецы и дураки...
Ну, наливайте ж, наливайте, нали...