Угрюмый трицератопс
с собою вершит инцест.
И всё ему в жизни не то.
В тенистом его дворце
водятся и сады,
висячие как чудеса,
и прочей такой ерунды
до самого пениса.
Но всё это не смешит
ну ни в какие места
трицеротопсячьей души
возвышенной, как стратостат.
И подхвостовых страстей,
принятых между людьми,
почестей, корыстей
вкус ему больше не мил.
Будто премудрый удмурт,
снегом начистив бинокль,
Он пристально смотрит во тьму.
И ждёт.
И ему одиноко.