Семнадцать лет… Почему меня зацепила именно эта цифра? Почему не четырнадцать, когда мне уже по возрасту, как считала моя мама, полагалось читать «Войну и мир», а не висеть вниз головой на суку дерева? Почему не пятнадцать, когда почти все мои одноклассницы с предыханием рассказывали о том, как долгими весенними вечерами их щупали неумелые парни, а я всё никак не могла добиться хотя бы взгляда в мою сторону того самого мальчика, которому я уже год писала жалобные стихи, из-за которого так часто орошала свою несчастную подушку слезами, и который, даже, по-моему, не замечая моих страданий, мог спокойно пройти мимо, даже не поздоровавшись? Или почему, наконец, не шестнадцать, когда этот мальчик уже здоровался со мной, но порою я подумывала, что уж лучше бы он этого не делал, лучше бы мы с ним вообще никогда не познакомились, или лучше бы я вообще не рождалась, или… Ну вы и сами знаете, какие глупые мысли частенько посещают прелестные головки милых влюблённых дурочек… В шестнадцать мне казалось, что жизнь уже ничем никогда меня удивить не сможет, что я всё о ней давно уже знаю, и всё впереди виделось таким скучным и неинтересным, что иногда хотелось совершить что-нибудь такое экстра-неординарное, ну, например, для начала, забеременеть от первого встречного, или запороть себе аттестат несколькими двойками… Но нет, это всё для меня было слишком уж смело- ребёнка бы потом ещё предстояло растить (мама, родившая меня в 18 была категорически против абортов), а с аттестатом- поступать в Политехнический, куда меня тянуло скорее не влечение быть металлургом, а твёрдая рука всё той же мамы. Нет, влечение тянуло меня не туда, совсем не туда… Я жадно, порою просто до слёз, до скрипа зубов, хотела быть журналистом. Меня прельщал Жур-фак ВолГУ также сильно, как прельщает алкоголиков бутылка «Монопольки», или чего там ещё пьют эти жалкие люди; я грезила им точно также, как грезит о скорой свободе заключённый, просидевший в тюрьме добрую часть своей жизни…. Но, ленивая и привыкшая плыть по течению, да ещё к тому же, знавшая из истории родной страны только то, что при слове Ленин нужно говорить «дедушка», а при германском имени Гитлер- кривить мордашку и протягивать «фаааааашист», ну или, на крайний случай, брякнуть «капут!», я наотрез отказалась учить историю, которая была необходимой при сдачи экзаменов. Вот так с мечтой о журналистике пришлось распрощаться, хотя, не скрою, было очень приятно, когда практически все знакомые недоумённо округляли глаза, узнавая, что я не иду на Жур-фак. «Ты себя сама в землю зарываешь!», «Ты себе будущее портишь!»-немало таких фраз мне надлежало выслушать. Да, в шестнадцать я упрямо старалась читать Паоло Коэльо-это, понимаете ли, было модно, восторгаться Булгаковым, хотя, да простит меня этот великий автор, я ни черта не поняла его «Мастера и Маргариту»!
А потом пришли мои 17 лет… Раньше я не понимала, почему журнал «Seventeen» именно так называется- ну почему, например, не «Eighteen»? До меня не доходило, почему в одной блатной песенке поётся «Ну где мои семнадцать лет? На Большом Каретном…» Ещё эти мгновения весны… Ну, думаю, это уже совсем не про то было… Так вот, я начала осмысливать, чего же в этих семнадцати годах такого особенного. И знаете, я поняла. Я, конечно, в полной мере не знаю, как прошёл этот год у моих ровесников- может так получится, что это у одной меня он был связан с такими моральными киданиями… Я не знаю, было ли у моих друзей такое состояние, как у меня, но, думаю, для них этот год тоже бесследно не пройдёт…
В семнадцать меня постоянно «штормило» между такими понятиями, как «хорошо» и «плохо». Я постоянно впадала в крайности. Я могу точно сказать, что столько слёз, как за этот свой год жизни- семнадцатый, я ещё никогда не проливала. Я драматизировала всё настолько, что порою казалось, что проблемы никогда не кончатся, хотя их, как таковых, и вовсе не было. Я сама не знала своей сущности. Мне постоянно казалось, что я играю чью-то роль- как-будто наблюдаю себя со стороны… Мне нравилось совершить какую-нибудь глупость, а потом смотреть, получится ли всё именно так, как я предполагала-я любила проверять свою интуицию. Как оказалось позднее, она у меня напрочь отсутствует…
Иногда ко мне приходило такое ощущение, что я родилась не в первый раз… Странно… Ну, например, в какой-либо ситуации я могла себе сказать «Стоп! Где-то я уже это видела/ слышала/ ощущала» После таких моментов становилось жутко…
В семнадцать я вдруг начала понимать, что моё представление о жизни, которое я имела в шестнадцать- ужасно глупое и просто абсурдное. Раньше я никогда не верила ничьим советам- теория о том, что «на чужих ошибках учатся» была мне чужда… Я считала, что всё нужно постигать исключительно самой… Потом почему-то стало получатся, что, например, сделай я так, как советовала мне та же мама, или лучшая подруга, можно было избежать многих неприятностей, или как-то себя усовершенствовать. Наверное, у меня не было какого-то определённого понимания жизни. Иногда я могла быть самой добротой,- жалеть людей в переходе, умоляющих дать им чуть-чуть денег или своего заклятого врага (мымру, к слову, ещё ту), помогать парню, в котором я души не чаяла, и который в свою очередь не чаял, куда бы деться от моих влюблённых, и, вообщем-то, ему совсем не нужных глаз, делать домашнее задание и говорить про его девушку, любить которую мне и природой-то не очень полагалось, что « она очень даже ничего». А иногда я была сущей стервой, язвой и просто мегерой в одном флаконе. Нищие? Нечего их жалеть-надо было раньше думать и работу себе искать. Девчонка с соседней параллели, которую я ненавидела настолько, что, имей я отчаянность Раскольникова и его же жестокость, вкупе с холодным умом Базарова, давно бы уже тюкнула чем-нибудь тяжёлым по голове, ну или, на крайний случай, залипила бы ей в холёные, длиной до пояса волосы жвачку? Чего её жалеть? Ах, бедненькая, от неё все друзья отвернулись? Поговорить не с кем? Ай-ай-ай! Какая досада! Сама виновата, кикимора болотная, нечего было жизнь всем портить! Парень этот трижды мною же проклятый? Чего я в нём нашла? Чмо позорное! Самовлюблённый скот! И вообще! Все мужики козлы! Даже мама так говорит (когда папа не слышит)! А уж если мама сказала, значит, так оно и есть! Девушка его? Эта та, у которой волосы трижды перекрашенные и задница больше, чем у моей бабушки? Та, которая курит, как лошадь и танцует, как типичный представитель орангутангов в период спаривания? Ну да, она, конечно, очень даже ничего. Хорошего, в смысле.
Вот такой противной я могла быть. А иногда наваливалась такая тоска, что не хотелось никого жалеть, не хотелось быть злой и наглой, хотелось просто стать никем. Порою настолько доставали учителя в школе, родители, волнующиеся о поступлении, подруги со своими дурацкими, на мой взгляд, проблемами, что хотелось зарыться лицом в подушку, включить Stinga ,и чтобы ни одна сволочь не посмела в тот момент приблизиться ко мне на расстояние ближе пяти метров. Хотелось, чтобы все просто забыли о моём существовании…
Мне многие говорили, что я очень умная и иногда в разговоре со мной становится страшно брякнуть какую-нибудь глупость… Так вот, уважаемые, настал момент истины. Тот момент, когда я сознаюсь вам в ужасном. Люди, я не умная! Не в смысле, что глупая, просто пока ещё не успевшая определиться во многих вопросах. Мне ужасно стыдно, но за весь одиннадцатый класс я прочитала около 5 книг. Притом четыре из них- детективного жанра, а пятая- книга Паоло Коэльо ( да, того самого) о «жажде жизни перед смертью». Её мне подсунула соседка- очень религиозная женщина, боясь, наверное, за мою слабою подростковую психику. Я не разу не открыла учебника биологии- мне просто было это не интересно. Надо сказать, что наша учительница по этому предмету представляла собой довольно-таки забавный кадр. Её специфической чертой было то, что она вечно куда-то опаздывала… Вообще, на уроках мы её редко когда видели… В основном, суть наших занятий сводилась к тому, чтобы как можно больше попридуряться за эти сорок минут. Что только не происходило у нас за этот небольшой промежуток времени! Не хотелось бы сейчас перечислять всего, скажу только , что под конец года мы умудрились разбить в классе баллончик со слезоточивым газом… Завуч ещё тогда сказала, что такого ЧП школа давно не видела… Потом ещё, буквально через месяц, школе предстояло увидеть приезд милиционеров в бронежелетах и с автоматами наперевес. Ну кто думал, что такая ма-а-а-ленькая кнопочка под столом вечно хмурого охранника есть ничто иное, как кнопка экстренного вызова?
Да… Школа-это поистине золотая пора… Слава Богу, я смогла это понять ещё в девятом классе и насладиться ею вдоволь… Но, да ладно, речь сейчас не об этом.
Вы сейчас прочли эти строки… Возможно, Вы также знакомы с некоторыми из сочинённых мною стихотворений… Возможно, Вы сочли их бредом семнадцатилетней дурочки, или решили, что попросту зря потратили время… Это даже не столь важно. Всё равно я хотела бы сказать вам «спасибо»…
С уважением ко всем обитателям СтихирыJ…