Когда скажу: „Любви на свете нет“
И улыбнусь улыбкою простецкой,
Себя утешу: вспомню минарет,
Зубцы старинной крепости турецкой...
Русалкой молодой сидела я,
Колени крепко обхватив руками,
И только волны были мне друзья.
И только ветры мне лицо ласкали.
И соль была вкусна, а даль - светла,
И зимний порт прощаньем душу полнил,
И, если бы я в море уплыла,
Никто бы обо мне тогда не вспомнил.
„Нырнуть в волну, найти бы только сил!
Подкинуть работёнки водолазам...“
- Ах, юноша! О ком же ты грустил?
О девушке турецкой кареглазой?
Я про него не знаю ничего.
На дальнем, уходящем в море камне,
Годочков восемнадцати всего,
Колени крепко обхватив руками,
Сидел, ещё печальнее меня.
И также перед ним клубились дали.
И только волны были нам друзья.
И только ветры лица нам ласкали.
А позади - старинная стена.
Мечеть цвела - цветком волшебным, белым...
Была - Любовь. Была. Пока волна
С разбегу на меня не налетела,
В морские не одела кружева.
И я стояла - в праздничной обнове.
Ни слова. Ни к чему они, слова!
Прощается Любовь при первом слове.
Пришла волна. А я ушла тогда
С душой, любви и молодости полной.
Уйдёт Любовь. Уйдёт. Пройдут года -
И я о нашей встрече снова вспомню.
Когда скажу:“Любви на свете нет“ -
И улыбнусь улыбкой полудетской,
Я вспомню той волны прохладный след,
Живой водою мне омывшей сердце.
Когда-нибудь опять не станет сил.
Когда-нибудь все отрекутся разом.
Я мальчика припомню: он грустил
Не обо мне. О той. О кареглазой.
7 февраля 1998
ФОТО: Вадим Дрёмов