прощание с Радищевским кладбищем

Рунна
Как нищая девчонка в ожерелье
стоит гора: на глиняную улку
надеты самодельные дома.
Поля. Ворота. Дальняя река.
Щенята у кладбищенской ограды.
 
Иду, едва сама не достигая
предела резкости. Три леса на горе -
лес мёртвых - лес растений - лес живых.
Как много разлучённых тут растёт,
застенчивых, как солнечные пятна.
Но почва-то - одна. И жизнь одна.
Один в другом живут и пропадают
три леса, образуя лес лесов,
в который мы вступаем для блужданий
среди ворон, ныряющих во мрак -
где завтракают белки и бельчата,
где мусорки, затопленные солнцем,
где я жива, а Катарина Феттич
закопана в сияние земное -
полвека к ней никто не приходил.
 
Когда оградку трогаешь рукой,
сквозит неосязаемый зазор:
им мир не дом, их родина просторней.
Взамен времён, взамен костей и кожи
они теперь одеты в светотень,
в сухие листья, в каменные буквы,
они лежат не в глине, но в лесу,
и лес почтил, воссоздал, пожалел -
соединил любимое с любимым:
подснежники прабабушке на склон,
двум тихим старикам одна сирень,
ребёнку позабытому рябинка.
Могилы давних, дальние дома.
Агафья. Васса. Оля. Магдалена. Пётр.
Баба Саня. Дедушка Аркаша.
Не нужно мне кружиться над горой,
не надо допускать глаза под землю,
чтоб видеть прекращенье ваших жизней.
Сопротивляться мало. Можно плакать,
но плакать мало. Надо обещать.
Вы все мои... вы мне одни... Вы корни.
Расстанемся не разнимая рук.
... ворона не похожа на стрелу -
похожа на подброшенную тряпку -
но пробивает серде как стрела.
Вы наши корни. Встретимся в корнях.
 
Им принесут блины или конфеты
(смиренный, сорный, горестный уют
точь-в-точь таков, как здешняя земля) -
а я свои слова оставлю тут.
Гора. Ограда. Вечные поля.
 
Щенята: все рождённые для нас.
Могилки: все умершие для нас.
 
Чтоб не сказать ни слова на прощанье