У меня был славный дед
Семь десятков прожил лет,
Никогда не упускал своего;
Он раз десять умирал,
Съел морожное с утра,
Тут и смерть победила его.
Не дорос мастью до Чингиз-хана,
Но в семье раритет – Салават.
А мой дед строил аэропланы
(До сих пор в где-то в небе парят).
Жизнь, как сцена: Шекспир, куражи,
И мой ангел такой рас##здол,
Он на облаке пьяный лежит,
Эликсира торжественно врезал.
Говорю я: «Эй, ангел, пора!
Угостил бы меня, наконец;
Надоело в привате играть,
Шар залить свой по самый венец»...
Но он только смеется в ответ:
«Рад бы, но я никак не могу:
Ведь в раю ты не числишься, нет,
Не пасешься на нашем лугу».
Я не знаю, каких я кровей,
Не вникаю: какой веры я;
В кореша бы к Аллаху, ей-ей!
И жена мне была смирная.
Ох, какой я ей был падишах:
Только цыкну – она здесь, как тут…
Но уже сделал к пропасти шаг –
Благоверная свой вяжет кнут…
Говорят: когда помрешь,
А потом заплатишь грош,
Сразу в вену вгонит шприц медсестра.
На экскурсию туда,
Только может быть беда,
Ведь со смертью опасна игра.
Может, дедушка мой и не умер,
Хромосома, я чую, кипит,
Раздается торжественный зуммер,
В небе синем маячит бушпит.
Наизусть знаю я «Отче наш»,
Из Корана четыре куска…
Только верная вера одна,
Как из тысяч ее отыскать?
А то есть на земле и буддизм
И язычников тоже не счесть;
После смерти нас ждет катаклизм,
Говорят ведь, что там что-то есть:
По тоннелю спешишь в небеса,
Там жилплощадь дадут, как не дать,
Но сперва взвесят все на весах:
«За грехи вам совсем не сюда!»
Некрещен я и вот в чем беда:
Если вдруг мы с любимой умрем,
Ей путь в рай, ну а мой-то куда?
У ворот райских спорить с Петром.
Значит, веры себе не сыскать,
Может, к чукчам податься на дысь?..
Ангел, в сердце засела тоска,
Эликсиром своим поделись!