Вот и вечер. Хорошо как —
близок сон, улегся кашель.
Чу, в ночи чуть слышен шорох —
это шашель, это шашель.
Точит он буфет старинный,
стол и кресла подлокотник.
Гложет раму. На картинах —
две борзые и охотник,
вереница шляп, беретов,
ангелочки в светлой детской.
Баррикады из буфетов…
Не случилось отсидеться.
Ход парадный заколочен,
шляпу шлепнули в подвале,
разлетелись ангелочки,
две борзые одичали.
Мир раскачан. На толкучке —
красный бархат, синий ситчик,
пухлый шкафчик, венский стульчик,
что несет домой добытчик.
Разномастно, разностильно,
все разрозненно, непарно.
Эту мебель мы купили
в магазине антикварном,
чтобы не барак с парашей
отражался бы в трюмо,
а шляхетное пшепрашам,
а французское бонмо.
В этом мире я не пришлый,
в этом мире я не лишний,
в этом мире я — под крышей.
Только ночью — тише, слышишь? —
гинет красный, дохнет синий,
все едино — ваше, наше ль.
Мы с тобою тоже сгинем —
это шашель, это шашель.