Альфред Дуглас (1870-1945)
Две любви
Мечтал - что на холме я в чистом поле,
У ног земля стелилась, как сады
Пустынные, покрытые на воле
Бутонами. Задумчиво пруды
Чернели в тишине; средь белых лилий
Пылал шафран, фиалки в небеса
Пурпурные головки возносили,
И незабудок синие глаза
В сетях зелёных с робостью моргали.
Здесь были неизвестные цветы,
Что лунный свет, иль тень в себя вобрав
Природной нескончаемой печали,
Испили преходящие черты
Закатного мгновенья. Листья трав
Здесь каждою весною утончённо
Лелеял негой звёздный хоровод.
Купаясь в росной свежести ночной,
Тычинки лилий видели влюблённо
Лишь славу Божью в солнце, и восход
Не портил свет Небесный. За стеной,
Чей камень мох съедает бархатистый,
Глядел я в изумлении на край,
И сладостный, и странный, и прекрасный.
Глянь! Юноша сквозь сад прошёл душистый,
Прикрыв глаза от солнца невзначай,
И локоны в цветах его так страстно
Смял ветерок, в руке его кармин -
Гроздь лопнувшего разом винограда.
Его глаза – кристалл, был голый он,
Белей, чем снег нехоженых вершин,
Губ алость – вин пролитая услада
На мраморе, чело – как халцедон.
Взяв за руку, меня он без презренья
Поцеловал с печальной лаской в рот,
И отдал гроздь, сказав: «О, милый друг,
Тебе я покажу мирские тени
И жизни лица. С Юга, глянь, идёт
К нам карнавал, как бесконечный круг».
Но вот, опять, в саду моих мечтаний
На поле золотистом я узрел
Двоих. Один был в полном ликованье.
Прекрасный и цветущий, сладко пел
О девах он, и о любви счастливой,
Что в юношах и девушках жива;
Был взгляд его в огне, внизу игриво
Цепляла ноги острая трава.
Струна златая будто волос девы -
Слоновой кости лютню он принёс.
Как флейты звук чисты его напевы,
Цвели на шее три гирлянды роз.
Его напарник шёл в сторонке дальней, -
Глаза раскрыты были широко,
Они казались ярче и печальней,
И он смотрел, вздыхая глубоко.
И были щёки бледны и унылы,
Как лилии, как мак - уста красны,
Ладони он сжимал с какой-то силой,
И разжимал; власы оплетены
Цветами, словно мёртвым лунным светом.
Он в тунике пурпурной, где змея
Блестела золотистым силуэтом.
Её дыханья огнь увидев, я
Упал в рыданьях: «Юноша прелестный,
Зачем ты бродишь, грустен вновь и вновь
Средь царства неги? О, скажи мне честно,
Как твоё имя?» Он сказал: «Любовь!»
Но первый обернулся, негодуя:
«Тебе он лжёт, его зовут все – Стыд,
Лишь я - Любовь, я был в саду, ликуя,
Один, теперь и он со мной стоит;
Сердца парней и дев я неизменно
Огнём взаимным полнил без обид».
Другой вздохнул: «Желания священны,
Я – та Любовь, что о себе молчит».
Alfred Douglas (1870-1945)
Two Loves
I dreamed I stood upon a little hill,
And at my feet there lay a ground, that seemed
Like a waste garden, flowering at its will
With buds and blossoms. There were pools that dreamed
Black and unruffled; there were white lilies
A few, and crocuses, and violets
Purple or pale, snake-like fritillaries
Scarce seen for the rank grass, and through green nets
Blue eyes of shy peryenche winked in the sun.
And there were curious flowers, before unknown,
Flowers that were stained with moonlight, or with shades
Of Nature's willful moods; and here a one
That had drunk in the transitory tone
Of one brief moment in a sunset; blades
Of grass that in an hundred springs had been
Slowly but exquisitely nurtured by the stars,
And watered with the scented dew long cupped
In lilies, that for rays of sun had seen
Only God's glory, for never a sunrise mars
The luminous air of Heaven. Beyond, abrupt,
A grey stone wall. o'ergrown with velvet moss
Uprose; and gazing I stood long, all mazed
To see a place so strange, so sweet, so fair.
And as I stood and marvelled, lo! across
The garden came a youth; one hand he raised
To shield him from the sun, his wind-tossed hair
Was twined with flowers, and in his hand he bore
A purple bunch of bursting grapes, his eyes
Were clear as crystal, naked all was he,
White as the snow on pathless mountains frore,
Red were his lips as red wine-spilith that dyes
A marble floor, his brow chalcedony.
And he came near me, with his lips uncurled
And kind, and caught my hand and kissed my mouth,
And gave me grapes to eat, and said, 'Sweet friend,
Come I will show thee shadows of the world
And images of life. See from the South
Comes the pale pageant that hath never an end.'
And lo! within the garden of my dream
I saw two walking on a shining plain
Of golden light. The one did joyous seem
And fair and blooming, and a sweet refrain
Came from his lips; he sang of pretty maids
And joyous love of comely girl and boy,
His eyes were bright, and 'mid the dancing blades
Of golden grass his feet did trip for joy;
And in his hand he held an ivory lute
With strings of gold that were as maidens' hair,
And sang with voice as tuneful as a flute,
And round his neck three chains of roses were.
But he that was his comrade walked aside;
He was full sad and sweet, and his large eyes
Were strange with wondrous brightness, staring wide
With gazing; and he sighed with many sighs
That moved me, and his cheeks were wan and white
Like pallid lilies, and his lips were red
Like poppies, and his hands he clenched tight,
And yet again unclenched, and his head
Was wreathed with moon-flowers pale as lips of death.
A purple robe he wore, o'erwrought in gold
With the device of a great snake, whose breath
Was fiery flame: which when I did behold
I fell a-weeping, and I cried, 'Sweet youth,
Tell me why, sad and sighing, thou dost rove
These pleasant realms? I pray thee speak me sooth
What is thy name?' He said, 'My name is Love.'
Then straight the first did turn himself to me
And cried, 'He lieth, for his name is Shame,
But I am Love, and I was wont to be
Alone in this fair garden, till he came
Unasked by night; I am true Love, I fill
The hearts of boy and girl with mutual flame.'
Then sighing, said the other, 'Have thy will,
I am the love that dare not speak its name.'