Никто не знал как она оказалась в этом сквере возле большой старой церкви. Она появилась как-то вдруг: не было-не было, а тут раз – и пожалуйста. Огляделась, осталась, обжилась. Небольшая худощавая дворняжка, она вела себя чуть настороженно с людьми и стаей крупных псов, по праву считающих сквер своей територией. Она сторонилась и тех и других. Пока однажды не встретила Хозяйку.
Хозяев Муха узнавала безошибочно по глазам. И еще по неуловимым жестам, интонациям и запахам. Хозяев было невозможно спутать с другими людьми. Потому что другие люди – просто люди, а это – Хозяева. Хозяйка появилась темным осенним вечером и Муха кинулась к ней, узнав ее издалека, хоть и видела впервые. Завиляла хвостом, тихо повизгивая, на радостях пыталась поставить передние лапы на грудь, дотянуться до лица, лизала руки.
- Ну-ну-ну, - смеялась Хозяйка, - успокойся, шило в попе. И не прыгай на меня, лапы убери.
Успокоиться Муха уже была не в силах: она шла перед Хозяйкой задом наперед, глядя ей в глаза, подрагивая от счастья и метя хвостом.
- И откуда ты такая взялась? – хозяйка наклонилась к ней, провела рукой по черной спине, потрогала тонкий ошейник. – Выбросили тебя, что ли?
От избытка чувств Муха снова бросилась передними лапами на хозяйку.
- Ну! – рявкнула та, - Не прыгай, тебе говорят!
Муха упала на спину к верху лапами, жалобно поскуливая, чтобы показать хозяйке, что все понимает, что не хотела никого сердить, что просит прощенья. Хозяева на то и Хозяева, что все прекрасно понимают. Хозяйка покачала головой и вздохнула:
- Ладно, вставай, не скули, - и, глядя на счастливо запрыгавшую вокруг собаку, снизходительно добавила, - Эх ты... Муха.
Прежнее имя осталось в прежней жизни. Муха давно поняла, что твое имя имеет смысл только тогда, когда есть кому это имя произносить. В новой жизни, на новом месте, в этом сквере никто ее старого имени не знал. И никто никуда ее не звал. Поэтому она тут же приняла новое имя как нечто само собой разумеющееся.
Приободрившись в присутствии Хозяйки, Муха начала активно ее охранять, отбрехиваясь в ответ на далекий собачий лай и гордо поглядывая на неторопливо идущую женщину:”Видишь? Видишь какая я молодец?”. Хозяйка снизходительно посмеивалась и бродила по парку, словно другого дела у нее не было. Чуть позже Муха поняла – дело у Хозяйки было: она останавливалась, поджидала или подзывала Другую собаку. Тот, Другой, был очень странный – Муха никогда не видела таких: красивый, рыжий, странно пахнущий, похожий на медведя. Муха никак не связывала его с Хозяйкой, пока та не взяла Другого за ошейник и не пристегнула к нему поводок-цепочку.
- Ну что? – спросила Хозяйка у Другого, - пошли домой?
“Домой” – это слово Муха знала. Она заметалась, заелозила перед Хозяйкой, заметелила хвостом, подрагивая всем телом от радостного возбуждения, тихо подвывая от нетерпения. Хозяйка с Другим шла из парка неторопливым шагом, а Муха прижалась плечом к ее правому колену, потому что у левого шел Другой.
- Куда? – удивилась Хозяйка. – Иди назад.
Муха не хотела идти назад. Она отстала на пару шагов и тихо шла за Хозяйкой, надеясь что когда они дойдут до дому, от туда ее уже не выгонят.
- Иди назад, - отрезала Хозяйка, - нельзя тебе с нами.
Муха села на холодный ноябрьский асфальт и не сдвинулась с места.
- Не могу я тебя взять,- в глазах хозяйки читалось сострадание,- не могу, Муха. Нас тогда пинком с балкона выгонят из дома – и нас с толбой, и его впридачу, - она указала на Другого.
Муха не поняла кто кого откуда выгонит, она только поняла что “домой” еще ей рано. Это был не ее дом, и своего дома ей придется еще подождать. Она вернулась в сквер, улеглась на кучу опавших листьев, свернулась калачиком и задремала. И снилось ей, что придут хозяева, пристегнут к ошейнику поводок, и скажут:
- Ну что, Муха? Пошли домой?