На дворе стоит погода летняя,
С моря слух ласкает шепот волн;
И каштаны в след глядят приветливо,
И разомлевший ум желанья полн.
Дядя Моня шел по Дерибасовской,
Засмотрелся на публичный дом:
Можно там взять девочку грудастую,
Или даже целых пять... Потом.
Только что-то вот не получается:
Старый дядя Моня не горяч,
Не маячит и не поднимается
Кожаный потрепанный кумач.
Дядя Моня, дядя Моня,
Что ж ты, старичок,
Лучше дома на балконе нюхать табачок,
Иль мурыжить свою Сару,
Чтоб бульончик был с наваром,
Или лучше завалиться на бочок.
Чтобы долго с девочкой не мучиться
Дядя Моня бандершу позвал
И сказал он ей: «Я все же лучше сам»…
А потом в «Гамбринус» побежал.
Ведь в «Гамбринусе» его ждет кружечка
С пенистым прохладненьким пивком;
Пил он пиво, вспоминал подружечку
С мордой конопатой друшлаком.
От такой не то, что не поднимется –
Сразу все опуститься внутри,
Хочется с утеса в море кинуться,
А потом навеки воспарить.
Дядя Моня, дядя Моня,
Что ж ты, старичок,
Лучше дома на балконе нюхать табачок,
Иль мурыжить свою Сару,
Чтоб бульончик был с наваром,
Или лучше завалиться на бочок.
Лучше уж сидеть пивко потягивать
И креветкой сочною хрустеть
Чем в объятьях шлюхи нервно вздрагивать
И от страха литрами потеть.
Лучше уж с Ароном анекдотики
О еврейском бытие травить,
Чем себя давить из-под животика,
Чтобы сердце начало шалить.
...На дворе стоит погода летняя,
Моня подбоченяся идет,
Видит домик с надписью заметною,
Никогда туда он не зайдет.
Дядя Моня, дядя Моня,
Что ж ты, старичок,
Лучше дома на балконе нюхать табачок,
Иль мурыжить свою Сару,
Чтоб бульончик был с наваром,
Или лучше завалиться на бочок.