Фламенко

Иной
Горсть алмазов, выпадая из седой короны ночи,
в чёрном бархате катаясь, горсть алмазов непорочных -
отогрелись, разлетевшись   раскалившейся шрапнелью, -
закружились каруселью,   заискрились каруселью, -
зазвенели каруселью   звёзды в ярости веселья,

а под снежной каруселью,
под корсажной каруселью,-
две сестры на каблучках,
укрываясь в кружевах,
слипшись в сомкнутых губах,
хлёстким хлопом прогоняют,
убивают, истребляют
юбкой-плёткой – робкий страх,
топчут, топчут, отбивают
в ритме чётком злой чечёткой
в пыль и прах –
безотчётный древний страх,
первородный женский страх - СТРАХ!

И в отчаянье бессилья
разметались руки-крылья,
распахнулись и взлетели -
и от тела отлетели,
взмыли к небу руки-крылья!

Подбородок свой - к плечу –
и – взгляд,
изпод-бровья я мечу –
свой взгляд!

Море зло ворчит во мгле,
пляшут кружки на столе,
всадник, ты – ещё в седле?

Тише, тише, тише, тише,
каблучки всё тише, тише,
дробным дождиком по крыше,
кистей рук зигзаг змеистый,
шёлка вихрь серебристый,
лодка бёдер в качке плавной,
все борта отлиты славно
рубка - нега и краса,
всласть надуты паруса
(страстью вздуты паруса!)
Пальцы к юбкам, - выше, выше,
тише, тише, тише, тише,
смолкли кружки на столе... 
СТОП.
- О-л-л-л-э-э-э...

...Всадник спешился. Гитара
вся зашлась в догадке старой –
так и знала - вид удалый,
так и знала – славный малый,

- Подойдите-ка поближе, кабальеро,
ах, какой вы неподвижный, кабальеро!
Или может быть, вы - гордый такой?
Сразу видно, что сеньор - городской!

Вдруг - колени изломились под углом,
вновь в седле он, снова – скачка на гнедом,
исподлобья, ох, недобро как глядит,
только дробный цокот каблуков-копыт!
Левой - трогает поводья на ветру,
гладит правой - подружку-кобуру

- Синьорита - со мной не шути!
- Шутки с вами, сеньор мой, плохи!
- Коль разлюбишь – тотчас и убью!
- Кто сказал вам, что вас полюблю?

Всё быстрее и быстрее каблуки
(хоть недвижен наш всадник в седле),
дрожью мелкой, дробью мелкой – каблуки
(но недвижен наш всадник в седле!),
всё быстрее и быстрее танец кружек на столе
и ладоней колкий хлоп-перехлоп...
- О-л-л-л-э-э-э!....
СТОП.

- Но за что такая кара? -
вдруг расстроилась гитара,
разревелась, разстоналась,
раззвенелась и призналась,
что заранее всё знала, -
но терпела и молчала,
только ритм отмечала, -
а теперь шесть звонких дочек,
шесть дрожащих тонких дочек -
душу рвут в аккорды, в клочья,
зная точно, что когда-то,
в час отчёта, час расплаты,
и в испуганном стакатто -
вот-и-он- вот-и-он- вот-и-он- вот-и-он...

Вот и он на помосте, другой,
цыганская бронза и зной,
и к небу ручищи - дугой,
печатал сапог – злость,
впечатал в помост – мощь!
и треснул дощатый помост.
- Что ж, пляшешь неплохо, гость,
теперь уходи, чужой,
бери гнедого коня,
меня пощади, чужой,
не для тебя она!
Уйди от меня, уйди...

Вот метнулась – и в просвет между рогами,
заплясала сталь в ней алыми цветами,
и сплелись в конце лишь взглядами-словами...

...Звон подков - колокольный звон,
скачет к небу мольбою стон,
чёрный бархат, седой узор,
весь в алмазах ночной собор!

Гул небес на органный лад,
и - аккордов прощальный ряд…


На фото - моя внучка.