Лет двадцать живем мы на сломе эпох,
Что в жизни не так уж и мало.
Пора б подвести хоть какой-то итог:
Разрушены все идеалы,
А новых пока, к сожалению, нет.
Но все еще тянется прошлого след:
Названья, знакомые с детства -
Истории нашей наследство.
Когда я по улицам этим иду -
Октябрьской, Революционной, -
То словно в тумане, а может, в бреду,
Я красные вижу знамена,
И слышу парадов торжественный шаг,
И чувствую силу во всем и размах,
Но то, что за этим скрывалось -
Оно и сегодня осталось.
Я, впрочем, живу от Москвы далеко -
Там, может быть, все по-другому?..
Пускай же в Москве - мне представить легко, -
Иду я по улице к дому -
На улице там Каланчевской есть дом,
В котором и судят басманным судом,
Где тенью встает исполинской
Андрей Януарьич Вышинский.
Вышинский - и "вышка"... Он генпрокурор,
И он идеолог репрессий,
Хоть, сам он, быть может, забыт уж с тех пор,
Но дух - и на этом процессе.
Басмановы же - открывала я встарь
Энциклопедический толстый словарь, -
Само воплощенье злодейства
Старинное это семейство.
И я б не придумала это сама,
Что назван так суд почему-то...
"...Звонит всей опрични кромешная тьма,
И Васька Грязной, и Малюта,
И - лучше не скажешь уже, чем Толстой, -
...С девичьей улыбкой, с змеиной душой,
Любимец звонит Иоаннов,
Отверженный богом Басманов.".
А впрочем, Басманный, Мещанский ли суд -
В них разницы, в общем-то, нету.
Задача одна выполняется тут:
Она, на позор всему свету -
И так не одной только кажется мне, -
Сломать и в Матросской сгноить Тишине,
Всем прочим иным в поученье,
Чтоб волны накрыли забвенья.
* * *
Но мысленно в город вернулась я свой,
Что мне и роднее, и ближе.
Конечно, ему не сравниться с Москвой,
И все недостатки я вижу.
А что до суда - предсказуем исход...
Но вот мне покоя вопрос не дает:
Посмели б устроить расправу,
Учись они Римскому Праву?