Бензин слит полностью, аккумулятор снят,
водила - толстобрюхий, воняющий скотиной молодец
спит в убожестве кабины в позе той,
которую полмесяца назад он угощал портвейном,
а она елозила по волосатым ляжкам
его, почти блюя от омерзения, в нестиранных, пропитанных трусах.
Вот так и он сейчас: свалил башку под руль
и еле дышит, причмокивая в тягостном бреду
такой же горький и шершавый огурец.
Что ж сны его - такое же говно, как и реальность,
где он существует: бессмысленная матерная брань,
которой он вооружает свою мысль, но та теряется и тонет
в нечистотах; кореша - опора государства, просто быдло
чего-то там гогочут, обсуждают, мужики - читай подонки и насильники -
их жены, остервенев от ужаса подобной
семейной жизни ушли в себя и превратились в агрегаты
по стирке, глажке, жрачке, воспитанию детей.
Простая православная доктрина, как рой навозных мух
кишит над этим всем: "Жена да убоится мужа",
да убоится жизни в этом стаде, избегнет доли сей.
О жены, не ходите в церковь.
Не терпите, бросайте, игнорируйте всё то,
что пахнет подчиненьем, ролью
общественной, семейной. Вы - Лисистраты будущего...
Водила с черными прогнившими зубами
ворочается с боку на бок и гонит сновиденье
для острастки пёрнув с такою силой как не может
его авто. Теперь он видит батю.
Батя сидит на кухне, разглагольствует о долге,
о том, чего он не умел и не успеет,
в глазах его и в позе сквозит самодовольство. Это гад
сегодня получил зарплату, поддал с соратниками
и, добравшись до квартиры, устроил выдачу добытого жене.
Орал до хрипоты, до одуренья, обзывал и порывался бить,
но ослабел и выключился.
Она сама потом нашла остатки денег
в обоссаных штанах супруга и обрадовалась.
Обрадовалась как хозяйка и как мать
единственного сына.
"Если бы не сын, о если бы не сын,
мой поздний мальчик, я бы" - она не продолжает -
сердце матери мудрей, чем те производимые её
уставшим мозгом мысли.
Вот почему, когда знакомые и родственники вместе
восклицают "Вылитый отец", она пугается и долго, тихо плачет.
2004