Постарел твой, мама, пострел.
Мир вокруг него посерел.
А блестел-то, мама, пестрел.
А летел ведь стрепет, летел...
Трепет был и свежесть была.
Высота была, купола.
И цвела ведь вишня, бела...
А теперь-то лишь лебеда...
Я теперь-то, мама, обрюзг,
как головопузый моллюск.
Аки неразумный полип,
к потонувшей барже прилип...
А вокруг мезга да лузга,
лезут тузики в тузы, мелюзга...
Может, и гордыня во мне,
но неверно что-то вовне.
Покрестился... Тушу свою
на четыре места солю –
а щепоткой-то в три перста,
да щепотка, мама, пуста.
Мне бы горло рвать в тропаре,
а я ус мочу в стопаре...
Ты прости меня за скулёж.
Я пойду уж...
Кладбище...
Дождь...