По Монмартру раз гулял я ночью
и по Елисейским, по полям.
И скучал на Эйфелевой очень
по родным российским тополям.
А вокруг бродили парижаночки,
улыбались в темноту маня.
Но к чему мне эти Мери, Жанночки,
дома есть Маруся у меня.
Дома есть Маруся у меня,
Так к чему мне эти Мери, Жанночки.
Но проснувшись утром, убедился,
что Париж был только сладкий сон,
что Монмартр мне по-просту приснился...
Но с тех пор Парижем я пленён.
Полюбил Парижские бульвары,
по которым я в том сне бродил.
Улицы его и тротуары
я в мечтах давно уж исходил.
Я в мечтах давно уж исходил
улицы его и тротуары.
И с тех пор, гуляя в древнем Нижнем,
я мечтаю страстно об одном:
чтоб стал явью сон мой о Париже,
чтобы жизнь в России стала сном.
Чтобы спеть любимым парижаночкам,
тем, что раньше лишь во сне я знал:
"Здравствуйте, родные Мери, Жанночки,
как я вас в России вспоминал.
Как я вас в России вспоминал,
милые, родные Мери, Жанночки!"