Сегодня я есть, послезавтра меня не будет.
Мне дышат в затылок те, кто хочет тебя сильнее,
Щекочут мне спину. Я боюсь, что они разбудят
С таким трудом убаюканного моего зверя.
Мне сказали, что моего сегодня хватит на три недели.
Что мой зверь занесен в особую Красную книгу,
Что те, кто тебя хочет, меня любят,
Но это неплохо, в этом-то вся интрига.
Странно, почему-то во всё это я не верю.
Зверь мой о двух головах, об одной душе.
Он бормочет «Ах!», когда его треплют по вымени,
Говорит «На х…», когда окликают по имени.
В его снах я огромная злая богиня и
Он кладет свое сердце на мой алтарь. Вот сейчас. Уже…
Те, кто любит тебя, глядят мне в лицо и смеются,
От них пахнет корицей и апельсиновой карамелью.
А ты запускаешь яблоко кататься по блюдцу,
И смотришь, как я съедаю сердце своего зверя.
В твоих снах меня нет. Тебе нечего больше бояться.
Незачем ждать послезавтрашнего покоя.
Сегодня я, натянутая, как канва на пяльцах,
Принимаю свое исчезновение. И ты не знаешь, что это такое,
Когда послезавтра входит со скрипом в тело!
И снова и снова суется под ребра – вперед и назад…
И та, что тебя сильнее, чем я, хотела,
Дышит мне жарким апельсиновым смехом в глаза.
Зверь мой, мое чудовище, мы избежали кунсткамеры!
В кабинет биологии нас принесли юннаты.
Для того ли мы были, чтобы нас на столе распялили
И пялясь, орали: «Смотри, смотри, у нее в животе сердце!»
Потом заштопали наскоро, поставили к прочим пернатым,
Зверь мой хороший, не просыпайся, не надо.
Что я отвечу на твое сонное «Это конец, да?»