Здравствуй, клетка!
И, должно быть, навеки прощай.
Твоя метка
будет в сердце моем, обещаю.
До свиданья, пролет!
Сохрани мою радость и грусть.
Из-за тысяч невзгод
я к тебе все равно не вернусь,
хоть на лестнице тихо,
и тихо мигает здесь свет,
а за стенами — вихрь:
ни покоя, ни радости нет.
“Все равно — возвращенье,
даже в ритме баллад”, — говоришь?
Но мое отвращенье
к железному рокоту крыш,
как мое отраженье
на холодной стене бытия,
не страдают вращеньем, —
так простимся легко — ты и я.
До свиданья, пролет!
Хоть людей не люблю и боюсь,
и труба не зовет
я к тебе все равно не вернусь.
Не увижу окно,
по ступеням крутым не взойду,
все давно решено:
я отсюда в пространство уйду.
Что ж я медлю? —
из судьбы вычитается знак.
Ведь не в петлю,
и давно не грозит пролетарский кулак.
Жизнь в пролете -
затруднительней жизни впотьмах:
как в полете,
в самолете, рождается страх.
Лучше выйти
и идти на четыре на все,
и завыть, и
босиком пробежать по росе.
Но стою я,
как будто всему свое время и срок,
и смотрю я
в надвигающийся потолок.
июнь 1998