(Ольге)
Чуть накрапывал дождь на осеннюю слякоть и стужу,
Лился в чрево трамвая густой человечий поток…
Вдруг из двери, почти уж закрывшейся, выпал наружу
И запрыгал по рельсам сверкающий красный комок!
Он по шпалам скакал, будто кем-то потерянный мячик,
В наступающих сумерках алым рубином светя,
Ослепительно яркий, пульсирующий и горячий,
И на нём испарялись с шипением капли дождя.
Все шарахнулись к окнам, забыв про билеты и склоки,
И глядели в смятенье на очередной НЛО.
От него исходили неясных эмоций потоки,
И в промокшем вагоне вдруг стало светло и тепло.
На кусочек огня кто со счастьем глядел, кто – недобро.
И я понял внезапно, в своей разобравшись судьбе:
Это сердце моё, проскочив через редкие рёбра,
По трамвайным путям побежало обратно к тебе.
Я рванулся вдогон за своим убегающим пульсом,
Но толпа не пускала, и стало уж трудно дышать.
И, упав на колени, его умолял я вернуться.
А к тебе самому так безумно хотелось бежать!
Уходя уходить – недоступное многим искусство:
Я не смог овладеть им за столько прожитых годов,
И вот – мчится к тебе, словно пёс, напрямик сгусток чувства,
Оставляя на щебне кровавые пятна следов.
Но оправились все, за минуту привыкшие к чуду.
Уже слышались крики: «Давай же, лови! Не зевай!»
И когда вся толпа завопила: «Держите паскуду!»,
Из дождя и тумана вдруг вынырнул встречный трамвай.
У меня в голове всё поплыло и стало белёсо,
А в вагоне кондуктор с испугу нажал на стоп-кран.
Только поздно: кусочек души сиганул под колёса,
Как в судьбу, в эту груду металла идя на таран.
Чуть накрапывал дождь на куски трепетавшего мяса,
Задыхаясь и корчась, я полз по трамвайным путям…
Уже год после встречи с тобой я ждал этого часа,
Утешая себя и не веря ушам и глазам!
Я не видел ни скорой, ни рыжей дорожной спецовки;
Я не помню ни духом, ни сном, как попал я домой.
Моё сердце осталось навек на твоей остановке,
Но не знает никто, и все думают, что я живой.
199...