С рожденья покалеченный резцом,
Пустыни страж, ее завоеванье
Веками наблюдавший, изваянье
Страданья с человеческим лицом,
Лежит львиноподобною звездой,
Упрямо не подверженной распаду,
К любви, ученью, молодости – задом,
К Америке назойливой – спиной,
И обвиняет, и не извиняет.
Чужой успех особенно претит
Отчаянью звериному. Беда
Тому, кто, руки в боки, вопрошает:
Я нравлюсь? – Нет. – Лишь раб и веселит:
Я долго должен мучиться? – Всегда.
The Sphinx
Did it once issue from the carver’s hand
Healthy? Even the earliest conquerors saw
The face of a sick ape, a bandaged paw,
A Presence in the hot invaded land.
A lion of a tortured stubborn star,
It doesn’t like the young, nor love, nor learning.
Time hurt it like a person; it lies turning
Its vast behind on shrill America.
And witnesses. The huge hurt face accuses
And pardons nothing, least of all success.
The answers that it utters have no uses
To those who face akimbo its distress.
‘Do people like me?’ No. The slave amuses
The lion. ‘Am I to suffer always?’ Yes.