весенние сны флейта водосточных трубКысь

Кысь
[To be balanced]

Влюбляться в трепетном апреле
Нелепо, беспричинно грустно.
Мой бумеранг случайно сломан,
Забыт и брошен. Остаётся
Пускать кораблики по лужам,
Бродить бесцельно по карнизу,
Шуршать фольгой от шоколада,
Бесстрашно грезить о полётах,
Бессвязно думать о паденьях,
Без умолку болтать о чём-то,
Безоблачно мечтать о том же,
Безудержно спешить куда-то.
Бессильно плакать.

[naiv]

Слушай, давай жить вместе, мы же давно дружим,
Так даже удобней. Представь, если ты простужен,
Я буду поить тебя чаем с малиной из ярких кружек.
Да и потом, знаешь, ты ведь мне тоже нужен.
…Поселимся в маленьком доме, будешь мне верным мужем.
А можно вон в том, большом, он ведь ничем не хуже.
Говорят, там красиво: кареты, доспехи, ружья.
Туда нелегко попасть – дверь заперта снаружи,
Но так даже лучше – когда открыто, кому это нужно?
А хочешь, уедем в вечнозелёные города Сибири,
Я буду печь тебе пряники с миндалём и имбирем.
Там тропинки зеркальные в полупрозрачных лужах,
Частоколы дремучих лесов, хрупкие ледяные веси,
Скажи, разве можно на тёплой ладошке взвесить
Лёгкой снежинки белое полукружье?

[babydoll]

У тебя на руках кукла: хрупкая, глиняная,
Мягкая, мятая - словно из-пластилиненная,
Катаешь её на карусели пальцев и греешь,
Крепче держи при себе, раз отпускать не умеешь.
Демиург – самоучка, неопытный кукловодик,
Распускаешь волосы, гладишь – она боится, разводит,
Шепчет тебе на ушко - королева ли я? Какой масти?
Говоришь: рыжая. Осталось только намазать
Хной и обжечь. В печь положу, всё сам, только сам,
Вылеплю тебя, солнце запутаю в волосах
Заколкой. Спрячу, начну творить чудеса -
Я же волшебник - веришь, моя краса -
вица?


[infusion ]

Провалиться под талый лёд, утонуть в глазах,
Раствориться в разливе северной синевы
Серебристой иголкой, сшивающей небеса
В подвенечное платье. Холодно, и, увы,

Не согреет чай, не спасёт золотой коньяк
От ожогов крика, скомканного «постой!»
У разлуки для нас приготовлен надёжный кляп -
Запечатает губы вечною мерзлотой.

Выше неба город – игрушечный Вавилон:
Легионы рабов, тяжёлое ремесло.
Я хотел описать мечту, возводя стеной
Миллион диалектов - мне не хватило слов.

Я иду по краю. Срываюсь. Перехожу на бег.
Самый верный из способов выжить конечно твой.
Ну, о чем ещё петь весной, если не о тебе?
Отступление в самый разгар партизанских войн.

Ждать. Курить. Резать пальцы осколком льда,
Присягая в вассальской верности февралю.
И когда за твоим окном упадёт звезда,
Я осмелюсь тихонько шепнуть «люблю».

[awakening]

Половина шестого. На крыше растаял снег
И теперь оглушительной музыкой льётся вниз,
Мне ещё полчаса до метро по такой весне,
Что не сделать и шагу без криков охрипших птиц.

Перекрёсток насупился ржавчиной голых труб,
Отступая в темнеющий вечер за солнцем вслед.
Мы как будто близки, и часы так прекрасно врут,
Подражая героям из скомканных кинолент.

Мы как будто знакомы, и не было долгих лет
Ожидания чуда и знаков на парусах.
Чёрно-белая сказка, вчерашний входной билет.
Пенелопа умрёт, Ариадне прикрыв глаза.


[Вернётся в мае]

апрель распыляется снегом впивается с хрустом в лица
троллейбусов нагло сдувая усы в лобовые стёкла
влюбляется гладит метелью на ушко шепча небылицы
легенды ли сны ли, прогнозы ли будет ли утро тёплым
я вряд ли узнаю не встретилось в памяти даже следа
нелепой фигурки из воска нелётная здесь погода
вот мне бы такую как небо ночную да снежным пледом
чтоб вьюжило пело стеклянное утро придёт холодным
дыханием вяжет в простуженном горле в груди с востока
взмывает плывёт в окольцованном кобальте неба кружит
и стонет и ноет и льётся на голову солнцем соком
лимонная бледность в глазах замелькают застынут лужи
по обе колючие стороны зеркала льда апреля
так просится рвётся наружу взрывает строку ломает
ломается тоненько плачет от боли и плеть метели
по окнам открытым хлещет уходит вернётся в мае

[20]

За двадцатой весной я уйду на центральный полюс,
Забывая слова, забывая, как рвётся голос.
Обещай не звонить, не писать, не ловить попутки
И не смахивать пёрышки с серой осенней куртки.
Ты ведь тоже когда-то ушёл и, не хлопнув дверью,
Вытравлял из меня по крупицам привычку верить,
Где-то думал, дышал и ходил без зонта под ливнем,
На асфальтик бросал медяки с золотым отливом,
Изучал, перекрещивал взгляды, влюблялся в лица,
Вспоминая случайно, что с кем-то забыл проститься…

Ты вернёшься однажды в апрельски слепое утро,
"Тынужнамненужнамненужна", - прошептав кому-то,
Будто мне. Только я не услышу, как рвется голос...
Будет двадцать. Весна. И холодный центральный полюс.

[канун весны]

Мне снится огромный город, в котором нам
Достаточно места, и не достать до дна,
А в окнах домов отражается бирюза
Просторного неба, а не твои глаза.

***
Мне снился воздушный замок: он снится тем,
Кто чувствует лёгкость и хрупкость несущих стен
С каркасом из нитей, что рвутся за пять минут
(Не выдержат штиля, и замок пойдёт ко дну).

***
Последние сны. В этом городе бьют часы.
С цепи за порогом сорвутся глухие псы,
И мне перестанут сниться в канун весны
Дороги, вокзалы, мосты и чужие сны.

[За твоим окном]

Так свободно дышать, и не слепит глаза весна:
Кто-то скинул оковы густого, глухого сна
С тихих улиц, сиреневых окон и мягких крыш,
Наводняющих город, и город молчит, и лишь
Далеко-далеко наполняет твой пыльный дом
Шум воды, при нуле забурлившей и ставшей льдом.

Я читаю по строчке, пишу по словечку в день,
Заполняя пробелы расчерченных клеток, где
В тесных рамках бушует охрипший ослепший сон.
Он доверчиво-хрупок и бережно-невесом,
И ни капли не стоит остаться в нём вечно, но
Я оставлю его, как есть, за твоим окном.

[к слову о...]

Рифма похожа на поезд - полёт к пропасти.
В город, знакомый по картам - искать новое.
Слёзы в глазах, на прощанье букет колкостей.
Стрелки часов ускользают, частят. Слово и

Чьи-то замёрзшие мысли в ладонь прыгают,
Трогают губы, и хочется их складывать,
Чтобы оттаяли. Брызги, капель. Рыбками
Проруби нежить и вспарывать наст взглядами,

Крыши сносить, целоваться, ломать правила,
Шлёпать по лужам, в которых слова тонут все,
Выкрикнуть, выдохнуть, переписать набело
Карту мостов. Равноденствие. Лёд тронулся.