СЛУЖЕБНЫЙ РОМАН
Не называй ее никак,
ту бабочку, что ошалело
(наверное, виной сквозняк)
в служебный кабинет влетела
и мечется среди бумаг.
Не называй ее никак,
пока, как пульс неровный, бьется
в стекло с мечтой об облаках,
крылом щеки твоей коснется,
уцепится за мой рукав…
Не называй ее никак!
Определенье — как распятье
в гербарии. Она пускай
живет. То брошкою на платье,
то мыслью грешной у виска.
Не называй ее никак!
* * * * *
Как в сон или туман:
что сложно, что здесь просто?
Капризный мальчуган,
ты странствуешь по звездам.
Мой карточный король,
моя шальная радость.
Глаза твои — пароль
и ночи, и агату —
за скульптором следят.
Резец так беспощаден,
и дерево отдаст
дриаду из объятий…
Еще из мастерской
не выметена стружка —
глаза твои другой
потребуют игрушки.
Но страшною ценой
мной плачено за право
быть болью и бедой.
И никогда — забавой!
* * * * *
Клянусь листвою за подоконником,
клянусь морзянкой паденья яблок —
ты первый мужчина, кому позволено
на кухне этой курить и плакать.
Клянусь девчонкою с фотографии
с глазами, знающими о боли,
тебе одному, вопреки всем правилам
со мной позволено быть собою…
Я — злая, гордая, своевольная
— от новизны желанья немею:
всепонимающей, сердобольною
сестрой — тебя обнимать за шею.
* * * * *
Застыла ночь, как ждущий зал,
как занавес — под счет секунд.
Слова, что ты мне не сказал
в твой голос тихий облеку.
Придумаю дороги даль
и на двоих судьбу одну,
что милосердный Бог не дал:
мне на плече твоем заснуть…
Аэропорты, города,
единство душ и вечность чувств…
Молчи!
Я знаю все слова…
Молчи! Я знаю: ложь — слова…
Скажи!
Я слов твоих хочу!
ТРИОЛЕТ
Любовью я защищена,
в обиды чаде и угаре
ты взглядом не меня ударил —
любовью я защищена.
Любовью я защищена.
С тобой одно мы перед нею.
Кому ты делаешь больнее?
Любовью я защищена…
* * * * *
Так и весною не пели птицы…
А лес манил, золотой и пьяный.
И я беспечной рыжей лисицей
ступила в лоно лесной поляны.
И я забыла заветы древних —
в ловушке страсти, а значит, дура.
Зеленоглазый охотник Ревность,
смеясь, идет за моею шкурой.
… Деревьев старых гнетет молчанье.
И странно горек осенний запах.
Охотник! Пусто в твоем капкане —
себе лисица отгрызла лапу.
ВЕТЕР
Он, ласковый, перебирал
на шляпках и корсажах ленты
и зал от страсти изнывал,
зажженный музыкой фламенко.
Средь карнавальной суеты
тебе вдруг показалось, глупой:
повелеваешь ветром ты,
который развевает юбки.
А если — в судороге мосты?
А если карт колодой — крыши?
Скажи, а чем спасешься ты?
Ведь ты вообще стихов не пишешь…