Становясь кому-то прошлым, теряешь своё настоящее…
Ей легко. Жидкость совершенного счастья выпаривалась тёплым весенним солнцем на улице и её любимым процессом мышления, когда кажется, что все мозговые извилины встают на дыбы и начинают шевелиться. Счастье превращалось в дикие игривые облака, и всё вокруг светилось и кружилось. Конечно, полностью избавиться от закоренелой циничности ей не удалось бы, но о происшедшем, выстроившимся в идеальную математическую модель, что случалось в очень редких случаях радости, думалось легко.
Она вышла из здания школы, как можно деловитей попрощавшись с подругой, и направилась в сторону площади. Она не торопилась. Улыбка или даже усмешка несколько свысока исходила из её постоянно тяжёлого серого взгляда. Солнце нежно пригревало, она была в своих любимых кедах – и это доставляло ей неимоверное удовольствие.
Она заметила его издалека. Пришлось забросить взгляд в тень окружавших костёл сосен. Мелкая фигурка его заставила глубоко вздохнуть, несколько напрячься и насторожиться. Он ждал опустив голову, весь сжавшись в своей сосновой тени. Стыковка прошла успешно, не потревожив её гармоничного в сущности состояния. Эта встреча казалась ей вынужденной и жизненно необходимой по нескольким подтекстовым и совершенно неочевидным причинам, которые определялись её интуитивными индикаторами и с фактами ничего общего не имели. Во-первых, очень хотелось видеть его реакцию на происшедшее, хотелось посмотреть изменилось ли что-нибудь. И по странности, казавшейся абсурдной ей самой, она желала, чтобы ничего не менялось, чтобы было всё по-прежнему, хотя ситуация указывала на то, что случившееся не может не перетасовать их отношений. Во-вторых, говоря днём раньше очень взрослую фразу « мне нужно поговорить с тобой», она как будто нарочно привязала себя к нему ещё на один день… гарантировала себе то, что ещё один раз увидит его. В противном случае, он дал бы ей повод подумать о своей личности нехорошо. Как-то по-детски боялась она негативных мыслей о нём, поэтому прятала сама от себя очевидную житейскую правду, как любимого мишку от старшего брата.
Он сразу уведомил, что ведёт её на Голгофу. А она всё шутила и спрашивала, почему он такой мрачный. Как будто поменялись ролями. Она – такая широкая и оранжевая, язвительная и игривая. Он – чёрный комок, весь в себе, весь внутри … изредка протягивает ошипованные щупальца в окружающий мир.
На озере сильный ветер, запускающий пятерню в её по-мальчишески растрёпанные волосы.
- Может, присядешь? – глаза вскинул.
- Нет уж, постою…- снова улыбка, но потеплей…чтобы не обидеть.
- А я присяду…
Он долго собирался с мыслями, готовился… Понятные мучения. Она начала всё понимать, но всё равно улыбалась, всё так же светло, но уже лишь в память о дружбе…
- Ты, наверное, уже слышала эту фразу…
Она присела на песок прямо перед ним, взяла палочку и, положив подбородок на колено, начала чертить ей на песке.
- … я решил уйти…
А она улыбается и чертит на песке. Через чур затянувшееся молчание…
- ты меня понимаешь?...
Она молчит и чертит…
- Кать?...
Она вскинула весёлые глаза…Ей хотелось даже смеяться ему в лицо. «И это ты назвал Голгофой?! Да ты больно хорошего о себе мнения…»
- От тебя ожидать чего-то другого нельзя было…
И снова ухмылка…Посыпались слова. Как она не любит оправданий! Слова… Как она не любит слов! Она смеялась не над его предсказуемостью, неоригинальностью и даже где-то банальностью. Не над этим насквозь пропахшим его свойствами, так её раздражавшими, прощанием. Она теперь была точно уверена в том, что лобное место было приготовлено им для себя, что больше всех здесь мучается он, несмотря на его общеизвестные бессовестность и цинизм. Она улыбалась себе… ухмылялась язвительно себе… своей до боли и несправедливо банальной надежде.
Странно, но нигде не щемило. Не было желания попросить его остаться, не уходить… но отлепить себя, развязать пусть тонкую нить между ними было тяжело. Но она ушла.
- Ты всё сказал, что собирался?
- В общем-то да…
- Ну тогда я пойду…хотя чёрт! Я тебе диск должна отдать…
Это бытовое воспоминание резануло её мысли ещё сильнее, чем его решение. План красивого окончания сцены, так искусно ей сыгранной, был провален мелким долгом. Только в этот момент она почувствовала боль.
- Сжигаешь мосты? – он ловко поймал потерянную ей в миг язвительность и скривил рот в болезненной ухмылке…
«Пох»…Глаза в глаза последний раз…