Мне сон был в руку… а потом качнулись камни под ногами.
Казалось, сам Гамбринус нами отныне правит - каждый дом
качнулся, бьется сердцу в такт весь город, пьяный и пропащий –
всем собутыльник и товарищ, преобразивший всякий факт:
реке придавший глубины, деревьям трепетности чуткой
и той беспечности рассудку, с какой легко поверить в сны…
И крикнешь в небо: исполать – забыв про этот век кромешный,
что век? - когда, ожив, скворечник в пять поутру мешает спать,
когда неведомым путем, хотя б из ближней подворотни,
твой сон является субботний, и воскресать так сладко в нем:
смотреть, как пенится сирень и пиво в кружке вожделенной,
и ощущать потом, как с пеной боль растворяется, и день
отличен ото всех других – он отражен в зрачках и лужах
во всех подробностях ненужных, непостижимо дорогих…
Уже трамваи дребезжат с каким-то вызовом удалым,
уже влюбленных полон сад, шагающих с небес Шагала,
уже окрашена, не тронь, садово-парковая утварь…
Вот так скворчиным, ранним утром сон тихо лег в мою ладонь…