Давило небо серые Мытищи,
И в жертву их юродству и родству
Рассеянно печальные кострища
В золу мололи рыжую листву.
Стремительно по ветру улетая,
Не в силах с этой мощью совладать,
Неслась на север скомканная стая,-
Певцов тепла поверженная рать.
Отсюда все спешило и бежало,-
Вода, листва... Изрытая земля
Взволнованно топорщилась, дышала,
И прочь рвалась, корнями шевеля.
Я мерзла и брела дорогой серой,
Я жала руки к горлу и к груди
И волосы летели впереди
Белесым нимбом одинокой веры.
В бегущем, опадающем миру
Меня осталось смехотворно мало,
За верой я уже не поспевала,
На тризне лета, на чумном пиру
Я тоже иссыхала, остывала,
Я умирала. Но - дорога вспять
И - против ветра. Вера за спиною
Меня хранила, чтобы совладать
С судьбою и с чудовищем,- со мною.
"Чудовище!" Как сон поток речей,
Как сон, что снится горестям предтечей,
Где в центр круга множеством лучей
Сливались обвинительные речи.
"Сломала, погубила, извела!"...
Меня сжигала ненависть в объятьях.
Чужая злость!.. Откуда столько зла?
Когда же столько сделать я смогла?
На это жизни прожитой не хватит!
Чудовище ли, рок ли я, судьба...
Но против ветра больше не уныло
Шагала я и злилась, тупо ныла
Закушенная до крови губа.
Вот так я шла. И медленно росла
От жалости к себе - к ожесточенью.
И осень бег сменила... на теченье,
И тайной, будто былью, поросла.