Оторванный, как вещь, от связей событийных,
Ноябрь вышел весь, сказавшись беспартийным.
А там, где я слова соединял попарно,
Кружился черный шар над каланчой пожарной.
Бывало, задождит, и холодом повеет,
Листва заполонит больничные аллеи,
Но там, в нагих ветвях, алеет шар воздушный,
Оторванный, чужой, и богу лишь послушный.
Лукавая слеза сама себя источит,
Не в небе, но в зрачке найдя себе источник.
Так флюгер на ветру сам о себе тревожен,
Торопится взлететь, хлопочет, а не может.
Закроем этот лист и новый лист разгладим,
Расставим всё как есть по линиям тетради,
Послушаем, тихи, как капли тарабанят,
И грохают шары в небесном кегельбане.
Гори, моя звезда, горилкой забугорной.
Пожарный Фаэтон, чернее сажи черной,
По Пятницкой летит, пьяней пожарной части,
И белые чулки на вороненой масти.
Я вспомнить – не могу, и позабыть не в силах
Ноябрьские листы, февральские чернила.
А там, где я слова соединял попарно,
Кружится черный шар над каланчой пожарной.