Порой бывают такие минуты,
такие состояния, что когда
думаешь об этом, - что испытал,
к чему прикоснулся и кем стал опять,
то хочется сказать:
"Господи, как же я далеко от тебя.
И я благодарю тебя, что ты показал
мне это, И что я не дальше? Господи!
Как же ты всегда и во всем и насколько
близко со мной.
Однажды на земле, когда солнце своим светом очерчивало горизонт, упорядочивая жизнь, среди лесов и полей, холмов и долин, где-то там, в высоких травах, среди неведомых тайн природы, стояли двое, зачарованно всматриваясь в каждодневный порядок вещей.
И казалось, что очень несправедливо и странно быть частью этого порядка, жить в его тайнах и не знать их, умирая с вопросом на губах: "Кто же я?" Странно и несправедливо. И порой всё чаще и чаще закрадываются мысли, что как будто, ты не из этого мира и в этой догадке как бы находишь ответ своего невежества.
Так стояли и думали Тифлоу и Норд, уже который раз, вглядываясь в эти давно привычные пейзажи, пытаясь как бы раздвинуть их своей пристальной пытливостью и найти где-то там, в сердцевине источника всей этой, пышущей декорациями жизни, единственный ответ на свои вопросы, бесчисленные вопросы.
Так стояли они, боясь забыться и вновь привыкнуть к чему-то, потеряв чувство настоящего.
Ощущая на себе невыразимую нарастающую благодать, Норд наблюдал, как вместе с ароматами Земли, насыщая воздух, расходилась она ко всему, благоухающими волнами, изливаясь в распускающихся лепестках пылающего сердца Тифлоу, совершенно неведомым образом захватывая в свои объятия и приподнимая над всеми границами бытия.
"Что чувствуешь ты там, где смыкаются в своем давнем величии небо и земля?" - спрашивал Норд Тифлоу.
Очарование блуждало в глазах Тифлоу, его взгляд, сорвав тугие ремни рассудка, оседлал его, и они мчались сейчас далеко-далеко по ту сторону горизонта. Нельзя было не понять то, что происходило.
Давно замечено, о том, что "всё в мире, что, безусловно, и имеет огромное значение всегда просто", и последствия этого значения уходят за горизонт времен, пространств и сердец.
Но чего-то не хватало этому огненному сердцу, чего-то очень важного, и оно будто бы просило теперь ещё немного огня.
"А, знаешь, Тифлоу, - продолжил Норд, люди и птицы, травы и камни, еще помнят, о тех, однажды догнавших горизонт. Да, да, возможно это было правдой, иначе о них не говорили бы до сих пор звёзды, ведь это было так давно". И если, Вам доводилось испытать некоторые чувства, когда в ночной костер бросают сухие ветки, то поверьте, что сейчас Норд, наблюдая за братом, испытывал нечто очень похожее.
И теперь сорвавшись с места, Тифлоу уже бежал на встречу переполняющему его чувству.
Он бежал, спотыкаясь, путаясь в густой траве. Бежал навстречу, смотрящим на него, встревоженным камням. Бежал, не выбирая дороги. И казалось, всё на свете сдерживало его в каком-то паническом страхе, не давая ни на шаг приблизиться к заветному горизонту.
"Такой человек как Я, - размышлял Норд, - уже вряд ли когда-нибудь сможет вот так потерять ум". Он вспоминал, как сам в первый раз услышал об этом, и уже было побежал, но ум, этот, услужливый ум, опередил его. Некоторое время Норд как бы сражался с ним, но, тогда, сражение было проиграно, так, в действительности, и не начавшись.
С каждым разом он всё яснее и яснее представлял, как это могло бы быть, и всё слабее и слабее желал этого для себя. Непонятно почему, но жизнь в Тауне, честно говоря, ему нравилась всё больше и больше.
И, несмотря на частые прогулки с братом, он периодически ёжился от массы неудобств. И всё чаще и чаще тянуло его к уютной и тёплой колыбели разума в виде удобного кресла, горячего кофе и к всевозможным иным светским удовольствиям, к которым уже так привыкло его разнеженное тело, и стала прирастать душа.
А тем временем, Тифлоу всё бежал и бежал, и это уже был не Тифлоу, а далекая-далекая точка, которую Норд, то и дело терял из виду.
Точка эта больше не появлялась, и перед Нордом простирался лишь один горизонт. На какое-то мгновение они остались наедине, и горизонт как будто бы смотрел на Норда, а Норд, пристально всматриваясь в него, вдруг почувствовал на себе взгляд своего младшего брата, почувствовал оттуда, из-за горизонта.
И в этот момент ум, царствовавший доныне, вдруг отступил. Норд, почувствовал, было, как ничто теперь не мешает ему верить и бежать. Верить и бежать!!!
Но всё на Земле сейчас боялось его намерений, травы хлестали его по ногам, ветки цеплялись за его одежду.
Он чувствовал, что не ошибался в своей дерзости, и это давало ему ещё больше сил на пороге освобождения от какого-то очень глубокого, и для всего вокруг безнадежного, рабства.
Да, что-то было на этом свете, что, как ему казалось, ждало от него побед. Оно было куда больше всего остального и куда старше всего на земле.
И даже Солнце, будто заметив важность этого события, насторожилось ало-красным цветом, опускаясь туда, где уже, наверное, был его брат. Прищуриваясь, оно наблюдало за ним.
Он всё бежал. Узкая полоска света между небом и землей, так и не приближавшаяся к нему, вдруг очертила знакомый силуэт. Это был Тифлоу.
"О Боже!" - крикнуло что-то внутри у Норда, и оборвалось, навсегда потеряв звучание. Норд, ничего не мог произнести, лишь отчаяние горьким комом сдавило его бьющееся неровным трепетом дыхание. Смотревшие на него глаза Тифлоу, по ту сторону горизонта, постепенно таяли в угасающей надежде. Горизонт всё так же был далек, как и прежде.
"Успокойся, брат мой - отвечал ему Тифлоу, - помни, что не я а ты, ты первый позвал меня, зажег мое сердце, так не отчаивайся и сейчас, ведь от сюда - из-за горизонта действительно зову тебя, я ".
А между тем, наступающая ночь торопила Солнце вновь стянуть свои покрывала, открыв звездный купол бездонного неба. "Посмотри вокруг, - сказал Тифлоу, - разве ты не видишь, что я догнал горизонт и ты теперь рядом со мной". Норд, огляделся, постигая язык природы. Теперь он понял, что ему некуда больше бежать, и лёг на Землю, вглядываясь в звездное небо.
Трава, мягко обволакивающая его тело, уже ничего не боялась. Ветви деревьев, заслоняющие его взору некоторые звезды и галактики, расступились, ветер разогнал редкие облака, и он услышал голос Тифлоу: "Послушай, брат мой, послушайте все звери и птицы, как поют эти звезды свою тихую песню всем тем, кто способен их слушать".
И Норд наблюдал, как пели звезды. И как подпевали им в своих снах, вместе с ночными жителями лесов и полей, жители дня, уносясь гармонией мелодий к источнику, вдохновляющему всю эту бесчисленную бескрайность.
А Звезды пели о вере.
Они пели о том, что для кого вера это память о настоящем, тому никогда никого по-настоящему не согреть.
И пели они о том, что для кого вера и настоящее теряют свои границы, лишь только те способны светить по-настоящему, светить вечно.
Именно так рождаются звезды, именно так они живут свою настоящую жизнь, и умирают лишь те из них, кто теряет ту последнюю, единственную веру, что дарует им это имя и дарует им эту жизнь.
Норд лежал на зачарованной Земле, вбирая в себя ее дыхание. Благодать небесным ручьем струилась по телу, размывая приросших в тени времени слуг забвения. Сама плоть мира вибрировала на фоне сгущающейся вечности, из которой рождались и умирали целые вселенные, появляясь и тая на звездном небе.
Музыка, срываясь с сердца, уносилась свободой, оставляя позади пылающий след вдохновения.
- "Что в вечности покой найдет - забвением не канет", - рождалось где-то в пространствах Норда.
Тело его таяло, переполняемое Великим Присутствием.
"О, Господи", - растворялось в дыхании Норда. Он и вселенная сливались в небывалом единстве.
"О, Господи", - пело теперь всё во Вселенной, мчась на встречу друг другу и уносясь за пределы бесконечности.
И вот, уже перед самым рассветом, на небе появилась еще одна звезда, - на Норда из беспредельности смотрел Тифлоу. Он смотрел как тогда, когда в первый раз Норд, потеряв из виду своего брата, остался наедине с горизонтом.
Рассвет разбудил спящих и прогнал в недоступную ему темноту жителей ночи. Жители дня мало, что помнили о своих снах, а если и помнили, то только как о снах. Поэтому больше всего их удивило то, что какой то человек, ранним утром, посреди просыпающегося леса, прыгая босиком по мокрой от росы траве, поднимая руки к небу, кричал во все горло с безумной радостью на лице: "Я догнал горизонт, Тифлоу, брат мой, я догнал горизонт".