“И ПАМЯТЬ О НЁМ ВОСКРЕСЛА…”:
О творчестве поэта-фронтовика Григория Григориади
Талантливый поэт Григорий Григориади родился в 1924 г. в городе Батуми, где прожил всего несколько лет. Судьба бросала его по военным дорогам, затем привела в Крым. Последние 23 года жизни Григорий Григориади прожил в Казахстане, в городе Темиртау. Он был глыбой человеческой! Глыбой поэтического и сердечного таланта…
…У меня в руках небольшая библиотечная книга. Называется “Зарубки в памяти”. На титульном листе её рукой библиотекаря написано “замена” и поставлен шифр. А ниже видим написанное рукой автора: “Дорогой Боря! Ты хорошо знаешь, как долго и как трудно я шёл к этой книжке. И тем больше было счастья, когда она – наконец-то!!! – вышла. Так будь ты всегда так же счастлив, как был счастлив я, впервые увидев её. Твой друг, автор книжки, Григорий Григориади. 09.06.1979”. Мимо такого автографа не пройдёшь. Обращение “Дорогой Боря!” кем-то неаккуратно замарано (видимо, принесли эту книжку на замену дети или внуки “Бори”, уже, возможно, умершего друга поэта Григория Григориади, и на всякий случай зачеркнули обращение).
Годы жизни Григория Фемистокловича Григориади – 1924-1983. Год выхода книги – 1979. Прав был литературный критик газеты “Темиртауский рабочий” Л. Шабат (псевдоним Л.В. Шварцберга), когда в 1979 г. в своём отзыве, приветствующем выход этой книги, писал: “Не станем прятаться за утешительные сентенции о том, что лучше позже, чем никогда, и что настоящий талант всегда пробьёт дорогу. 55 лет – не 25 и даже не 45. Стихи фронтового поколения – биографических ровесников Григория Григориади – уже давно заняли своё достойное место в литературе, стали фактом нашей духовной жизни. Тем более огорчительно, что одарённый поэт только через три десятилетия интенсивной работы в литературе смог выйти к читателям со своей первой книгой”.
Григорий Григориади – фронтовик, инвалид Великой Отечественной войны. В 1944 г. он был тяжело ранен, началась гангрена, и врачам пришлось ампутировать молодому бойцу ногу. Григорий Фемистоклович награждён орденом Отечественной войны II степени и медалями. Но главной наградой для него, безусловно, стал выход его книг – вслед за “Зарубками в памяти”, в 1981 году в увидела свет вторая книга “Взросление”.
Но не сгибаюсь
и не плачу я –
покуда сила есть,
я буду жизнь переиначивать
наперекор своей судьбе!
Главная черта стихотворений Григориади – литературный профессионализм. В Темиртау жил очень серьёзный поэт, к сожалению, не вполне понятый издателем, критиком, широким читателем. И, в конце концов, литературоведом. Кто же из редакторов и издателей мог препятствовать выходу в свет книги, каждое слово которой гордо и смело говорит о большой одарённости автора? Кто?.. Пусть это бремя вины останется на этих людях. Моё слово – о поэте.
Григорий Григориади жил в Темиртау с 1961 г. Это один из поэтов-темиртаусцев старшего поколения, среди которых Юрий Волков, Яков Захаров, Михаил Кукса, Владимир Радомский, Евгений Замятин (тёзка и однофамилец крупного русского писателя), Александр Чечевицкий, Леонид Шупиков… Темиртау, родной город первого Президента Казахстана, первого космонавта Казахстана, город тружеников Магнитки, молодой город, отмечающий в этом году своё 60-летие, богат поэтической историей. Любителям поэзии известно темиртауское литературное объединение “Магнит”, которое, кстати, долгие годы возглавлял Григорий Григориади. Поэтические собрания Григорий Фемистоклович проводил прямо на своей небольшой квартире, куда, как вспоминал один из талантливых учеников Григориади поэт и критик Виктор Фетько, порой набивалось до 30 человек. Каждому из них Григориади старался уделить внимание, с каждым делился секретами поэтического мастерства. Недоброжелатели, завистники в конце концов вынудили Григория Григориади оставить деятельность в качестве руководителя “Магнита”. Однако квартира Григориади для поэтов-темиртаусцев до самой его смерти оставалась заветным местом, где могли дать совет, тепло встретить, подбодрить в минуту отчаяния.
Незадолго до смерти Григориади был принят в Союз писателей Казахстана.
Помимо авторских книг, стихи Григориади выходили в свет в коллективных сборниках “Магнита” – “Огни Темиртау” (1968) и “Жар души своей” (1978), в сборнике казахстанских писателей-фронтовиков “Дорога длиною в 1418 дней” (1980), а также многократно печатались в областной газете “Индустриальная Караганда”. В 1986 году увидела свет посмертная книга Григориади – “Звездопады”, включающая, помимо стихов, фрагменты поэмы “Палата”, пронзительного произведения о раненых бойцах в военном госпитале.
Поэт Григорий Григориади относится к разным плеядам, но, в первую очередь, к славной плеяде поэтов-фронтовиков – Константина Ваншенкина, Бориса Слуцкого, Юлии Друниной…. В преддверии 60-летнего юбилея Победы читатель вновь обратится к стихам Григория Григориади о войне, герой которых, “попросту мальчишка”, мечтает о ранении и, “чтобы выглядеть лихим парнем”, меняет новую шинель на старую. В его сознании живёт “матрос Октября” из довоенного кино “Мы из Кронштадта”. С этим образом советский человек в борьбе с противником бросался под танки со связкой гранат и направлял горящий самолёт “в бессмертный полёт”, как Николай Гастелло и карагандинец Нуркен Абдиров. Героями многих стихотворений Г. Григориади становятся герои, дерзко бросившие вызов своей жизни ради победы (“Когда ударил взрыв снаряда…”, “Танк”, “В окопе”, “Читал комвзвода…” и др.). Эти люди не умирают, а живут после смерти рядом с уцелевшими, вдыхая в них свою силу.
Элементы мирной жизни – знакомая песня, кукушка – вплетаются в военное пожарище. Робкая, едва слышная песня, догоняет бойцов в пути, и “у песни под крыльями” строй измученных рот вновь рвётся вперёд. Ошалевшая от выстрелов кукушка кукует сотни раз, а солдаты, идя навстречу шквалу, “меряют на сантиметры жизнь” и не успевают поднимать из мёртвых рук павших знамя. Раненый лирический герой, лежащий на ничейной земле, не отползает назад, не откатывается в воронку, а мечтает (!) привлечь внимание противника к себе, спасти жизнь других. Молодой боец хочет жить: “Только б тронул не насмерть металл, / только б кровью совсем не истечь”, но сильнее желания жить воля к победе, стремление к мирной жизни. Это ощутимо в отдельных случаях даже на уровне рифмы – “разведку”/ “рассвету”, “ружья” / “дружно”, “войны” / “тишины”.
Особой – благоговейной – тональностью окрашены стихи Григориади о девушках – военных саниструкторах. Чувство необыкновенной благодарности к своей спасительнице в душе беспомощного раненого рождает ассоциациативное сходство девушки с матерью.
Мы в бинтах,
беспомощнее трупов,
и над нами,
чтобы нас спасти,
распласталась
Настя-санинструктор,
как хохлатка
крылья распустив.
Девушка-санинструктор спасает лирического героя, выносит его с поля боя. Когда он назавтра открывает глаза, вернувшись из морока небытия, то узнаёт страшную новость – сама санинструктор умерла от ран.
Поэту Григориади свойственен широкий, незашоренный взгляд на вещи:
А после боя
он сказал меж дел мне:
“А я ж наврал –
сказал тебе не то:
вон тот – лежит –
не немец.
Немец – Тельман.
А тот – фашист по нации,
браток!”
Константа лирики Григориади – память. В тяжёлые минуты жизни лирический герой обращается в памяти к своему “лопоухому детству”, где, как говорит он, и “доныне бьётся тщета потуг моих доказать, что я самый отчаянный малый на свете”, где “не стынут мечты о морях”, “ночёвок моих не погасли костры на полянах лесных” (“В час, когда невезенье крадётся за мной…”). Или вспоминает свою молодость, как в стихотворении “Память”:
Нет! –
сердце моё
не трубило отбоя,
мне память – опора,
когда устаю.
Я полем,
ещё не остывшим
от боя,
как прежде
шагаю с друзьями
в строю.
Но то, что герой книги живёт только прошлым, – иллюзия. Он работоспособен, целеустремлён и счастлив в настоящем: война лишь заставила навек запомнить молодость, “до старости ту юность сохранить”, но не согнула его (“Ветераны”). И нелепы упрёки, которые фронтовики слышат от младшего поколения: “Кто нынче сед, но без диплома, тот, безусловно, примитив”. Герой книги “вуз кончал, как все погодки – четыре курса на войне”, и гордо говорит о своём дипломе: “Зовётся пенсионной книжкой мной заработанный диплом” (“Диплом”).
Война – лишь одна из тем поэта-фронтовика. Три другие важные темы – мирная жизнь, любовь, искусство. Г. Григориади был руководителем кружка авиамоделистов при городской станции юных техников, а также, как я уже отмечала, руководителем литературного объединения “Магнит”. Отдельные его тексты посвящены ученикам, питомцам, в крыльях каждого из которых – хотя бы одно пёрышко их учителя (“Крылья”). Автор радуется энергии молодых (“Полёт”).
Любовная лирика Григориади трогательна, искренна, наполнена иронией лирического героя над собой (“День догорал…”, “Любимой, которая делала всё по-своему”). Трогательный панегирик поэт создаёт жене Лидии: “Жена моя, ангел-хранитель, моя путеводная нить…” (“Жене”). Нежной памятью окутан образ первой любви поэта, погибшей в бою “доктора Вали” (поэма “Палата”):
И ты живёшь во мне,
любя и торжествуя,
объятиями жены,
улыбками детей:
оставшись на войне,
любовь мою живую
ты сделала земной
и сделала святей.
Живой силой наполнены размышления Григориади о поэзии: творение отделяется от творца и живёт самостоятельной жизнью, автор не властен над ним (“Стиха рожденье…”), Пегас встречает поэта у дверей “улыбкой на морде” и подставляет свою широкую спину (“Он ржёт…”). Читатель Григория Григориади допущен в его творческую лабораторию (“Поэзия”: “Я, что ни ночь, себя из спальни к стихам ссылаю в кабинет…”) и даже комнату (“Жильё”, “Мои дорогие пенаты…”). Искалеченному войной поэту, “трудно выдёргивать корни” из своего жилища, “чтобы миром наполнить глаза”, но “землю с доставкою на дом, по счастью, нельзя заказать”. И поэтому автор любит странствовать: он любит и свой “маленький мирок”, родное жилище, где “всё – начало, и конец, и осень, и весна”, и большой мир, особенно те места, “где нет ещё дорог”.
Хороши стихотворные новеллы и баллады Григориади – и на военную тему (“Странный трус”, “Баллада о мальчишке”), и на мирную (“Телеграфистка”, “Обида”). Превосходный рассказчик, мастер устных оборотов речи, Григориади быстро овладевает вниманием читателя.
Была война,
и служил меж нас
солдат
из-под Старой Руссы.
Так вот –
я вам расскажу сейчас
балладу
о странном трусе.
Странный трус, считавший себя несмелым, – на самом деле герой, пример для других бойцов. Лирический герой, храбрый и скромный человек, окружён людьми с подобными душевными качествами. Поэту дано особое зрение – замечать неординарных людей и “дарить” их читателю, изображая на бумаге.
Стихотворная новелла Григориади “Обида” – одна из вершин его творчества – необыкновенно талантлива благодаря силе искренности и поэтическому мастерству глубоко чувствующего автора. Инвалид войны просит не за себя, а “за ребятишек, вон за тех, с соседнего двора”, но получает отказ. Просеменив на протезе через площадь к памятнику павшим, инвалид рассказывает об обиде своим друзьям:
Я смотрел тайком
на инвалида
и его немой
услышал крик:
он вверял друзьям
своим обиду,
той войной
изломанный старик.
Уже не в первый раз читая это стихотворение, я не могу сдержать слёз. Григориади уже нет в живых, но его тексты вступают с читателем в живой диалог.
Главное достоинство поэта Григория Григориади – точность отбора художественного слова. Маленькая героиня “Баллады о мальчишке”, десятилетняя девочка, рискуя жизнью, приносит бойцам в укрытье воду, а потом показывает немецкий склад с патронами.
День выдался (что делать?)
жарким слишком,
а за водой – не пробуй –
не пройти,
но тут приполз из хутора
мальчишка –
мышонок, лет пожалуй, десяти.
…
А к вечеру
ефрейтор дядя Коля
спросил мальчишку,
накормив сперва:
“Как звать тебя, сынок?
Иваном, что ли?
“Да что вы, нет –
меня Наташкой звать!..”
В отдельных стихотворных новеллах Григориади совмещены темы войны и мира. Как простой посетитель к лирическому герою новеллы “Не успел” приходит однополчанин, с которым они не виделись двадцать лет, и приглашает на свадьбу к своей дочери.
Присел
на краешек кресла,
и память о нём
воскресла…
Он был в нашей роте
первым
и звался
“Иван без нервов”.
И он ко мне,
как проситель,
пришёл и сказал:
“Простите…”
Присел на кресло
неловко,
сжимая трость,
винтовку…
А он,
будто рапорт –
точно:
“Замуж выходи дочка”, –
и, глянув в глаза,
чуть слышно:
“Пришёл бы на свадьбу,
Гриша…”.
Обострённое чувство совести характеризует героя лирики Григориади. “Не успел” – так озаглавлен этот текст. Герой боится очерстветь и действительно не успеть повидаться с другом, помочь ближнему, поделиться знаниями с молодёжью. Его желания просты, непритязательны:
Докопаться мечтаю
до сути событий,
только так,
чтоб не рыться
в растрёпанном быте,
только так,
чтоб во всех
мелочах
не копаться,
чтоб не сбили
ни ругань с пути,
ни овации.
Не хочу,
чтобы душу,
с весны полупьяную,
ослепило на миг
подлеца
обаяние.
Не хочу,
чтоб за всякими
скучными встречами
мимо глаз моих
ГЕНИЙ прошёл
незамеченным.
Темиртауский поэт восхищает читателя необычными, запоминающимися образами (“деревья тянут старческие руки за летом, улетающим на юг”, “наждачная метель”), удачными рифмами. Но главное – искренностью и простотой.
Думаю, что жизненная миссия никого из людей не может быть завершена, полностью исчерпана. Смерть всегда нелепа и часто неожиданна. Но когда человек уходит раньше традиционного срока, становится больно. Больно за тех, кто не сберёг талант, отнял у современников и потомков общение с замечательным человеком. Григориади умер в неполных 60 лет, не дожив десяти дней до своего юбилея. Страдая от старых ран, Григориади предчувствовал свою несвовременную смерть:
Не вздрогнет город,
скажем честно,
и не померкнут
краски дня,
но что-то в городе
исчезнет,
когда не станет
вдруг меня.
Мне город
оды не напишет,
меня не воспоёт он
в ней.
В нём просто
станет чуть потише,
а может – чуточку
грустней.
Стихи Г. Григориади, каждое слово в которых уместно, зрело, чеканно, – без преувеличения, наше казахстанское достояние.
ЖЕНЩИНА, ХРАНЯЩАЯ ПАМЯТЬ О ПОЭТЕ
Беседа с Лидией Григориади, вдовой поэта Григория Григориади
Рецензируя книги темиртауского поэта Григория Григориади, я находилась под огромным впечатлением от его таланта. Человек добрейшей души и ярчайшего дарования открылся для меня в авторе книг “Зарубки в памяти”, “Взросление”, “Звездопады”. Мой поиск родственников Григориади в Казахстане оказался тщетным: выяснилось, что его вдова и дочь живут в Чехии, сын – в Израиле. И вдруг – неожиданная для меня радость. Лидия Фёдоровна Григориади, вдова поэта, вернулась жить в Темиртау.
…Передо мной сидит женщина в светлом свитере, её движения динамичны, мимика живая. Эту женщину никак нельзя назвать пожилой, настолько она молода душой, улыбчива. Лидия Фёдоровна поочерёдно берёт в руки письма, книги, фотографии покойного мужа.
– Это Григорий ребёнком, вместе со своими родителями, – нежно говорит Лидия Фёдоровна, обращая внимание на одну из старых фотографий.
Отмечаю классическую красоту матери Григория Григориади и необыкновенно интеллигентное лицо отца.
– Отец Григория, Фемистокл Григорьевич, работал редактором греческой газеты “Коммунистис” в станице Крымская. В 1937 году он был арестован и пропал без вести. Мама, Урания Георгиевна, осталась одна с двумя детьми – Григорием и его сестрой. Трудное было время, – Лидия Фёдоровна тяжело вздыхает.
– Григорий Фемистоклович ушёл на войну со школьной скамьи?
– Да, он был совсем мальчишкой, когда попал на фронт. Прошёл практически через всё пекло войны. 14 декабря 1944 г. в Чехословакии, в городе Кошице, Григорий был тяжело ранен. Врачам пришлось ампутировать ему ногу. Операций было несколько, ногу отрезали всё выше и выше. Всю жизнь Григория мучили фантомные боли.
Я рассматриваю фотографию: Григорий Григориади в госпитале, стоит позади, спрятавшись за других раненых.
– Он стал сзади, чтобы на фотографии не было видно увечья. Не хотел расстраивать маму, – говорит Лидия Фёдоровна.
– Где Григорий Фемистоклович встретил день Победы?
– В госпитале. Он очень часто рассказывал об этом. Когда в рупор объявили о долгожданной победе, раненые мылись в бане, которая была разделена перегородкой на женскую и мужскую половины. От радости все выбежали из бани и, обнажённые, ликующие, начали обниматься друг с другом… Всегда, когда вспоминаю, как вдохновенно Григорий рассказывал об этом, плачу, – Лидия Фёдоровна отворачивается, вытирает слёзы.
– Где жил Григорий Фемистоклович сразу же после войны?
– Он вернулся в станицу Крымская. И зажил активной молодой жизнью. Посмотрите на эту фотографию, – Лидия Фёдоровна протягивает мне карточку, на которой запечатлён красивый черноволосый юноша, он стоит на сцене, призывно протягивая вперёд руку, – здесь Григорий – участник агитбригады. Это в 1947 году. Гриша был очень творческим человеком, всюду ездил с агитбригадой, выезжал и в Москву. Ему было трудно ходить на протезе, но Григорий никогда не унывал, был балагуром, шутником, – Лидия Фёдоровна держит в руках фотокарточку, где молодой, задорно улыбающийся Григорий Григориади сидит рядом с бывшими однополчанами – вихрастым пареньком и юной девчушкой в берете. – Гриша стал увлекаться авиамоделизмом, который, после поэзии, был его вторым жизненным призванием.
– Расскажите, как Вы познакомились с Вашим будущим супругом.
– Я всегда была романтиком по своей природе. Двадцатилетней девушкой уехала за романтикой в Армавир, но мама звала меня обратно в Казахстан. Перед возвращением мне захотелось увидеть море и горы. Со знакомыми авиамоделистами я отправилась в Сочи. Ещё по дороге мне рассказали, что в Сочи будет один грек, авиамоделист, инвалид войны, без ноги, который пишет замечательные стихи. А я очень люблю поэзию. По приезду мне негде было переночевать, и ещё незнакомый мне Григорий Григориади уступил свою кровать, а сам расположился на столе в мастерской. Когда через время мы разговорились (это было за городом, в селе Лазаревское, где происходили испытания авиамоделей), я почувствовала, какая глыба передо мной! С первого его слова, с первого дыхания ощутила его силу, но, когда Григорий начал проникновенно декламировать свои стихи, я с головой окунулась в его мир…
– Лидия Фёдоровна, Вы удивительно счастливый человек! Вы стали спутницей жизни такого талантливого человека. Как относились к Вашему браку окружающие?
– В Гришу многие влюблялись, в него невозможно было не влюбиться. Но нередко люди унижали меня жалостью: “Такая молодая, а вышла замуж за инвалида. Взвалила на себя обузу…”. У Гриши было трое детей от первого брака, они все потом жили с нами. Я не пожалела ни на секунду, что стала женой Григория Григориади! Наших общих детей и Гришиных детей от первой жены я любила и люблю сильно, потому что в каждом из них частица моего мужа.
– Когда Григорий Фемистоклович приехал в Темиртау?
– Он приехал сюда, когда мы с ним решили соединить судьбы. В 1961 году.
– Расскажите, как Ваш муж работал над своими поэтическими произведениями.
– Хочу зачитать цитату из его письма своей доброй знакомой, Лидии Блиновой: “Я работаю фанатично и яростно. Я себя забываю и семью, и всё на свете, а опыт мой велик, и сладить со мной очень трудно”. Григорий работал и днём, и ночью. Зимой из-за увечья он практически не мог выходить из дома. Его мир был ограничен квартирой, но каким безграничным был это мир!.. Кабинет Григория был через стенку с нашей спальней. Вспоминаю, как он просил меня, чтобы я ложилась спать прямо у стенки: работая, он мог слышать моё дыхание. Гриша работал очень-очень много. Пока у него не было опубликованных сборников, он сам мастерил себе книги.
Лидия Фёдоровна показывает самодельные сборники Григориади: в красивых дерматиновых переплётах, с наклеенными на обложках цветными буковками, печатными страничками, книги вызывают восхищение как уникальные произведения печати. “Зарубки памяти”, “Люблю”, “Палата”… (Кстати, поэма Григория Григориади “Палата” так и не вышла в свет полностью, в книге “Звездопады” опубликованы только фрагменты этой поэмы-шедевра.) Кроме этих самодельных сборников с отпечатанными страничками, Григорий Фемистоклович “выпустил” рукописное 3-томное собрание сочинений. На форзаце первого тома – надпись: “Издано в одном экземпляре. Любимой и мнотерпеливой жене Лидии Лариной (Ласке), вдохновительнице, посвящает благодарный и безнадёжно-бездарный стихов этих автор”.
– Я удивляюсь, как он так много успевал! Писал стихи. Вёл обширную переписку, посмотрите – какая у него была манера писать письма! Кропотливейшая работа!
В руках у Лидии Фёдоровны – страницы машинописного письма. Интервал между строками мизерный, само письмо занимает листов пять, не меньше.
– Кроме того, Григорий постоянно мастерил – авиамодели, ручки, украшения… Одних ручек самых оригинальных видов он сделал больше двухсот. И ещё – наш дом всегда был полон его учеников… А ведь на это тоже нужно время, масса времени… Авиамоделисты, члены Гришиного кружка, приходили почти каждый день. (Кстати, две наших дочери замужем за теми мальчиками-авиамоделистами). И практически каждый день приходили поэты. Григорий долгое время руководил литературным объединением “Магнит”, поэтические собрания проводил дома. Наш дом можно было назвать своеобразным литературным салоном. Впрочем, не только литературным, – улыбается Лидия Фёдоровна. – Гостей всегда был полон дом! Одна наша знакомая как-то пошутила, что даст десять рублей, если никого не застанет у нас дома. Но так ни разу не случилось. Молодые поэты могли прийти даже в два-три часа ночи, поделиться наболевшим, прочитать свежие стихи. И всегда поздних гостей ждала чашка чая и тёплый, подбадривающий голос хозяина.
– Люди рассказывают, что Григорий Фемистоклович был очень талантливым чтецом, он просто завораживал публику своим обаянием…
– Григорий очень любил выступать на публике. Его постоянно приглашали в школы, училища, вузы, воинскую часть… Он был превосходным рассказчиком. Мог без подготовки прочитать лекцию на многие литературные темы, причём не боялся “подготовленной” аудитории. В одном своём письме он поднял эту тему, – Лидия Фёдоровна находит нужное письмо и читает: – “Много ли ты можешь найти людей, которые могут без подготовки пойти на трибуну и прочесть лекцию о Маяковском, Есенине, Блоке, Евтушенко, Заболоцком, Кедрине и т.д., и т.п. (тематические – о поэзии Отечественной войны, о декадентах…). Причём так – записать её на плёнку и пусть потом обсуждают – плохо или хорошо – специалисты. Что до публики, я с нею могу делать всё, что хочу: захочу – будут плакать, захочу – буду смеяться. Каждое моё выступление, особенно, когда я выступаю, как поэт, – событие. Чего же мне бояться, я без волнения пойду выступать и в Академии наук”.
– С кем из широкоизвестных в литературных кругах людей общался Григорий Фемистоклович?
– Он был лично знаком с Наумом Коржавиным. Близкие отношения у Григория были с литературоведом и поэтом-переводчиком Александром Лазаревичем Жовтисом. Кстати, после Гришиной смерти в Темиртау приезжала алматинская делегация для проведения вечера памяти Григориади. Алматинцев было пятеро – Александр Жовтис, Валерий Антонов, Руфь Тамарина, Надежда Чернова, Любовь Шашкова.
– Перед самой смертью Григорий Григориади был принят в ряды членов Союза писателей Казахстана. Узнал ли поэт об этом?
– Да, Любовь Шашкова сообщила ему, уже умирающему, эту радостную новость. Есть черновик письма, в котором Гриша ответил Любови Шашковой на её радостное известие: “Ты первая (и единственная!), кто сообщил мне столь радостную весть”.
Но членский билет Григория на руки мне так и не выдали, хотя я специально ездила за документом уже после Гришиной смерти в Алма-Ату. Пообещали вместо билета (?) издать “Избранное” Григориади, но сборник так и не вышел. А ведь сколько неизданного осталось у Гриши…
– К сожалению, Григория Григориади вообще долго не издавали, первый его сборник вышел, когда поэту было 55 лет…
– Да, и замалчивание его стихов потихоньку убивало Гришу. Но истинной причиной смерти Григория Григориади стало то, что у него отняли “Магнит”. Отняли его родное детище, литературное объединение, которое он взращивал долгие годы… Нашлись “доброжелатели”, бездарные в поэзии люди, которые довели до сведения высоких чиновников, что Григориади проводит литературные собрания на дому. Внушили, что это политически опасно. И Григория освободили от должности руководителя “Магнита”. Он переживал это отторжение мучительно больно. Увечье, разрыв лёгкого (в 1962 году Григорий вышел на улицу, упал и серьёзно повредил лёгкое) не способствовали, конечно, физической бодрости мужа. Входя в квартиру, он тут же срывал с себя одежду, чтобы дышать и телом, толстенной иглой меж рёбер ему откачивали гной из лёгких… Но ещё раз повторю – если бы у Гриши не отняли “Магнит”, он бы прожил намного дольше.
– Сколько бы ещё удивительных строк написал Григорий Григориади… Как отнеслись ученики Григория Фемистокловича к его вынужденному уходу с должности руководителя?
– По-разному. Были среди членов “Магнита” и открытые друзья, и явные недоброжелатели. По-прежнему наша квартира была полна людей, молодёжь шла за советом к Григорию Фемистокловичу. И он каждому старался уделить внимание.
– Григорий Фемистоклович обладал великим даром прощения… Это замечательно.
– Да, обидеться он мог только на друзей, на ничтожества старался не обращать внимания. А друзей Бог послал Грише очень хороших, верных… Это врач-пульманолог, чрезвычайно интеллигентный и эрудированный человек Леонид Шварцберг, талантливый кинокритик из Петербурга Иосиф Дольников, художник, историк, интересный человек Генрих Бронциттер… Благодаря друзьям и силе своей души Гриша никогда не отчаивался… Великий жизнелюб! После его смерти в память об отчаянно-весёлой душе Григория я “выпустила” домашний юмористический журнал “Григороколо”. Почти как у Чуковского, а чем мы хуже? – Лидия Фёдоровна задорно, как муж на фотографиях, улыбается. – Григороколо – значит “Григориади горкома около”, наш дом находился прямо возле горкома. В этом альбоме – шутки, пародии, авторами которых были Гриша и другие домочадцы, наш особый семейный лексикон…
“Григороколо” – просто шедевр. Я смотрю на Лидию Фёдоровну, женщину, с достоинством хранящую память о Поэте, и понимаю, что такими должны быть жёны настоящих поэтов. Вдовами, не выходящими после смерти супругов замуж за встретившихся на жизненном пути ланских. Женщинами, забывающими о себе ради талантливых спутников жизни.