1.
а кто-то жемчуг утра подобрал
из темноты, вплавляя свет в оправу.
проектор, в амбразуре кинозал
и в перекрестье действия отравой:
спешить, писать, уверовав в творца,
надеясь, больше, на себя, немого
снаружи праздник в платье «нетакого»,
но «одинакового» в неприятье «я».
для «мы», когда от одиночества, сумев
избавиться, впрядая ветер в гриву
коня мечты, загнав, и что есть силы
стегать, успев на обречённых бал.
2.
она играет цветом детских снов,
пустующая комната, слепая
простит мне слезы, силу обретая
в абрисе зеркала, вот в этом не соврал.
на тонком лезвии, чья острота права,
где кровь всамделишна
и где болезнь смертельна
я снова разминаю их, слова
и отворяю печи у геенны.
и в океане глаз людей страны,
ушедшей с радугой, с дождём,
тем скорбь не скрою,
вдруг отразились, вставшие на вы,
сумевшие признать в объятьях трою.
3.
но титры фильма: «там идет война»,
а где война, счёт несомненным жертвам,
из детства книги полнят этажерки
и в них я побеждаю, навсегда...
на все те дни, что сочтены не мной
на мой отрезок правильного счастья
котёл плавильный, сладкий вкус причастья
в песках пустыни: это ли любовь.
там скарабеи перейдут огонь
и станут чище, оттого чернее,
мы люди, кто?, на картах таро грея
крик, испугавший пучеглазых сов.
4.
а в петербурге может быть гроза,
в москве гроза, гроза над тель-авивом
под снегом удивлённые оливы,
вином хмелеет тонкая лоза,
он очертил стопу и пальцев пять
он резок, неприятельский небрежен,
у кромки океана, ручки стержень.
чернила красят в синее: «стоять!»
стоять - стою, петь не могу, не тот
сказать – скажу, на выдохе, как будто
Восток, жемчужина, суббота, точно утро
и по небу качающийся плот…