А поначалу – помнишь? – было слово,
похожее на зеркальце. И в этом
осколке ты увидел – наравне
с привычной долей флексий и фонем –
строптивой повседневности приметы.
Уже рождались ритм и рифмы, чтобы
благополучно твой короткий труд
вобрал в себя и Тору, и Талмуд,
и весь твой дух, и духа горький опыт,
и знак вопроса. Но уже рождались
и некие ремарки на полях
официальным почерком, и страх
в пижаме общепринятой морали,
и пенный пшик последнего застолья,
и добрый голос: измени одно
лишь слово, глупый, что тебе оно -
пустые щи да головные боли.
А поначалу, - помнишь? – дохли крыски...