Во что-то удариться гораздо проще, чем в кого-то втрескаться.
Вся такая дамочка, интересница, ударница фронта стыдного...
Хорош бы раздваиваться, раздариваться, а взять бы, да и по-детски,
всей своей глупостью, всей хрупкостью, всей своей сердцеразрывностью
так приохотиться, так прикипеть, чтобы свет клинышком,
чтобы клин колышком не вышибить… чтобы с кожей не оторвать,
чтобы ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни своего, ни чужого, ни лишнего,
ладошки сложить лодочкой, ложиться в кровать, с головой укрывать
себя, никакую не дамочку, совершенно-то неинтересную,
глуповатую, сопливую, красноглазую аманточку-идиоточку…
и шептать в эту лодочку – я люблю его, господи, люблю хоть режь меня.
(и ногами ватными шарить тапочки с красненькими помпончиками)
Ну, пожалуй… в кого же? в какого-такого господина удачного?
Ярым шелком она трепещет, дрожит. И всем говорит – а не шел бы ты!
Тьфу, кругом глянешь – даже сказать нечего. Вот такая вот незадача,
А, вернее, задача. Все-то проще, чем просто втрескаться ей, шелковой…
И о том не заплачешь, да и плакать не очень ей хочется…
А хотелось бы, чтобы хотелось… как в сказочке - ногтем аленьким
в аленький ткнуть цветочек, и чтобы тут же. И прочие почести…
А, она шелком - шур-шур - для всех, равнодушно…
незадача такая вот, маленькая…