Бальзаковский возраст... или

Канцева
Винить мне некого, кроме себя самой.
Хрустальная туфелька впору была, когда
Береза у дома казалась такой большой,
И путь до дворца почти бесконечен… Да,
Тыквенной каши забылись и цвет и вкус.
И стал недоступным нехитрый язык мышей.
Но терпкая горечь простых рябиновых бус
Желанней пломбиров Вселенной, пожалуй, всей.
Мудрее походка. Спокойнее зелень глаз.
Утратил округлость – почерк, вразрез душе
И телу, конечно. Короче и пульс и час.
Накоплен тройной запас бытовых клише.
Заденешь хрустальную туфельку… звон… едва…
И громче как будто птицы, светлее день.
Была же и я ей в пору? Молчит трава:
Не помнит она, когда отцвела сирень.