Продолжая то, что уже не нужно,
обновляя ясность пологих «здравствуй»,
я хочу оказаться в июле в стуже,
и в своем доме – в тридевятом царстве.
Протянуть руку к сыру в мышеловке,
попросить сфоткать на память действо:
когда я спецом медленно, неловко
прищемлю пальцы – благо, что не пейсы.
Этот мир тонок, Боже, как тонок,
я туда-сюда бегаю с детства.
Сколько бы ни ставили нам заслонок,
нам от беготни этой никуда ни деться.
Я курил много – не курю долго,
перепил многих, перебыл мало.
Если есть сейчас здесь мое слово,
то слово это сто пудов «достало».
И по первой букве – дураки, деньги,
дармоеды, добрые, но тупые люди.
Я ходил долго за своей тенью,
я узнал, что же с нами всеми будет.
Я купил газету и собрал буквы,
на доске чистой я их клал строчкой.
Но от этих букв дрожали руки –
и язык тот же вроде, да не то чтоб очень.
Я сижу, к стенке повернув морду.
Все смотрю в обои, говорю – в небо.
Все ищу правду, говорю – работу.
Если спросят: - Был ли? Я отвечу: - Не был!