Олегу Горшкову
Евгению Коновалову
В метельной мути древняя земля,
укрытая лавинами печали,
пластами леденеющих перин,
во снах блаженных спящие поля
с бегущими белёсыми смерчами,
где избы, как сомнамбулы, качают
дымком седин.
Под вьюгою склоняя древеса,
кресты столбов с куделью бесконечной
влекутся вдоль обочин ледяных
сквозь белые безлюдные леса,
сиротство стужи пьют в тоске извечной,
погребены в сугробах млечной гречи
и тишины.
Не го - мо - ни! В слезах ли, немоте -
пригубь печаль и стынь цикуты белой
сквозь льдистую проталину стекла…
Метёт, метёт на вепревой версте,
бараночным серьёзным занят делом,
водитель со щекой орозовелой,
что так кругла,
ворча, дорогу взором ворожит,
спина ковшом, и где-то под Ершовым
откроет дверь замерзшую... Легка,
впорхнёт пичуга в облаке снежин,
в жемчужном свете северных покровов.
Горит румянец в ворохе вишнёвом
воротничка,
как бубенцы, мерцают в полумгле
сосульки из-под шапочки лиловой
над крохотными блюдцами ушей…
Господень дар в унылом феврале
под глыбою эпохи ледниковой -
сквозь тёмные хрустальные оковы
остылых дней.
Как свет из бездны вьюжистых небес,
предвестие и звук грядущей встречи -
“друзья мои, прекрасен наш союз…”
В тумане Ярославль-златоуст
Укутан в скань серебряных древес -
зима-зима на сотни вёрст окрест,
где в рокоте ли, в лепете ль словечек
воркуют родники родимой речи
сквозь снежный хруст…