ПЬЯНИЦА
Он живет, одинокий и пьяный
На заброшенной старой планете
Там, где сны прорастают бурьяном,
И взрослеют с о с е д с к и е дети.
Там, где любят беспечную глупость,
Невзирая на черную зависть.
Где былое описано скупо…
Он не в силах былое исправить.
Там, где подлость достойна великих,
Там, где ложь – это ложь во спасенье.
Там, где даже восторженность крика
Заставляет упасть на колени.
Там, где злая бессмысленность правды
Заменила уныние плена.
Где лучины горят, как лампады
Освещая безликие стены.
Он живет, одинокий и пьяный
На заброшенной серой планете
Там, где сны прорастают бурьяном,
И с т а р е ю т соседские дети.
Он живет, не пытаясь отречься
И уже не надеясь на Бога…
За спиной неизменная вечность,
Впереди – как в стакане – немного.
2005 г.
* * *
Она встречала корабли
Неистово, самозабвенно
И мокрый краешек земли
Был добровольным горьким пленом.
Любовь, растраченная в долг
И обратившаяся в верность…
И одиночества порог
Её пороком стал, наверно.
Стал день, как миг, а миг, как век,
И превратилось время в вечность,
Когда любимый человек
Шагнул на палубу беспечно.
И никогда ей не узнать
В каких морях, в каких глубинах
Его песчаная кровать,
Его соленая перина.
Я помню краешек земли,
Что шириной был меньше шага…
И эту пегую дворнягу,
Что так встречала корабли.
2004 г.
ПРОРОК
Не на распутье,
Не на рассвете,
Не на распятье
Его я встретил.
Он шёл по миру
Согбен и чёрен,
И сед как пепел,
И стар как ворон.
И я взмолился,
– Чернец, ответь мне,
Ты всё изведал
На этом свете,
Кругом блаженство –
Пути открыли,
Пойти ли в люди,
Уйти в скиты ли.
Охрипший голос
Ударил глухо,
– В скитах-то сыро,
А в душах сухо,
Вела дорога,
Да вдруг пропала,
Блаженных много –
Блаженства мало.
– Да что ты, старче,
Кругом народец
Всё церкви ставит,
Дома возводит.
Как будто ветер
Вздохнул устало,
– Церквей то много,
Да Бога мало.
1999г.
ФОТОГРАФИЯ
Я маленький мальчик, мне пять с небольшим.
Я, за руки взявшись, гуляю по городу,
Где в небе висит антрацитовый дым,
А мама и папа красивы и молоды.
Где нету глаголов: не смог, не сумел,
Не видел, не нажил ни славы, ни золота,
Не взял, не сбылось, не сказал…
не посмел…
А мама и папа красивы и молоды.
Я в меру упрям и умеренно смел,
Я твердо шагаю по этому городу…
По новой прожить – я бы много успел…
А мама и папа красивы и молоды.
Но что это, как? Я себя не пойму –
Не нужно опять мне ни меди ни золота.
И хочется плакать уже потому,
Что мама и папа красивы и молоды.
2005 г
ГЕТТО
Город – злое перекрестье, необещанный пророк,
Нас бросает древней местью на распятия дорог.
И, как вьюги откровенье, из заснеженных аллей
Рвется голос в иступленьи – ночь пришла – убей, убей.
Что такое? Что такое? Если сможешь – согреши.
Ночь черна, как жизнь изгоя и длинна, как жизнь души.
Мерзлым утром стынут губы, молкнут души, сны болят.
Тело жалкое иссушит, трубы жадные съедят.
Лен и мыло, крюк, и даже… ветер крутит канитель.
Ждет в земле сырая сажень, неотрытая постель.
Слёзы падают на камень, мысли зыбки, как песок.
Мы с воздетыми руками от судьбы на волосок.
1995г.
ВРАГУ
Что приснилось вчера, я запомнил, как мог,
Как в квартире моей разорвался звонок,
И прокуренный голос сказал в телефон,
Что, мол, умер мой враг и почти погребен.
Я сорвался бегом, я себя не жалел,
Я пытался успеть, только вот – не успел.
И когда прибежал я на старый погост,
На могилу упала последняя горсть.
И стояли вокруг, как его караул,
Те, кого он сюда за собой потянул,
Кто его отпевал, кто его обмывал,
Те, кто гроб выносил и могилу копал.
Я храпел, я хрипел, я плевал на погост,
Где он слякотью лег под ногами берез.
Я то в голос кричал, их хватал за грудки,
То, как бешеный пес, вдруг скулил от тоски.
Я кричал им в лицо, я в них брызгал слюной,
Мол, отройте его, он, конечно, живой.
Ну, отройте его, я желаю узреть –
Он ведь не жил, а нежить не мог умереть.
Но ни вздоха, ни слез, нет ни взгляда, ни слов,
Ни хороших друзей, ни надежных врагов.
Что за люди без лиц? Тут кричи – не кричи.
Для меня – не друзья, для него – палачи.
Как удар по глазам мир вернулся ко мне.
И мозаика тел – лишь узор на стене.
Это значит – живой, слава Богу, живой,
Я увижу тебя, Враг ты мой дорогой.
Как же так? Я себе с удивленьем твержу,
Что ты, парень, опомнись, он враг, а не друг.
Мне теперь все равно, я на это плевал,
Я с врагом за вражду опрокину бокал.
Я сорвался бегом, я себя не жалел,
Пробивался к нему сквозь сплетение тел.
По ступеням. Наверх.
Десять метров. Порог...
Двое в штатском,
Без лиц,
Выносили
Венок.
1988 – 1991гг.
ОТРЕЧЕНИЕ
1.
Вы, дух вознесшие к свободе,
Вы, плоть низвергшие во смерть,
Вы на изрубленной колоде
Писали: «есмь земная твердь».
И сталь взлетала ближе к Богу,
И падала из бездны вниз…
Но новым идолам дорогу
Уже прокладывала жизнь.
И совершилось столкновенье
Умов и судеб, и корон,
И пали в нем в одно мгновенье
И новый царь, и старый трон.
Тела схоронены без тризны,
И вновь стекается народ
Туда, где псы ночами грызлись,
За то,
что пролил
эшафот.
2.
В господний храм
вошел, как в отчий дом,
Отбросив боль у ветхого порога.
Пусть впереди останется немного –
Пустая жизнь у княжеских хором.
Тиха молитва для чужих ушей,
Но умолкают дней минувших раны –
И кости перебитые, и шрамы
От вражьих стрел и дружеских ножей.
Пресветлый храм, да не отринет он
Влекущегося пристанью последней,
Но тот, кому молились на обедне,
Услышит только колокольный звон.
Царю лачуга – нищему дворец,
И крест нательный бьётся под рубахой,
И сделан выбор меж венцом и плахой –
Отвергнуты и плаха, и венец.
В господний храм вошел,
как в отчий дом,
Оставив боль у ветхого порога.
Пусть впереди, воистину, немного,
Лишь жизнь прошла
с тех пор,
как был рожден.
1999 – 2003 гг.
А.Мирвису
* * *
Мы на заброшенной дороге
И пройден путь до половины.
Ни церкви здесь, ни синагоги
И ни попа, и ни раввина.
Но ты прими его как милость,
Дар, что оставила природа –
Привычную непостижимость
Скоропостижного ухода.
Жизнь коротка, а нити тонки,
Но каждый нитью крепко связан.
Когда нас кутали в пеленки,
Нам просто примеряли саван.
2003 г.
ПЕСНЯ О СОВЕТСКОЙ КУХНЕ
Сядем на кухне старенькой,
Выпьем с тобой по маленькой.
Выпьем с тобой по маленькой,
Скушаем по борщу.
Все мы здесь были пленные.
Кухня – моя вселенная.
Кухня моя вселенная,
Я по тебе грущу.
Слова свобода полная
В стенах твоих исполнена.
В стенах твоих исполненный
Лагерный анекдот.
Может, мы стали старыми,
Мечемся под гитары мы,
Лечимся под гитары мы…
Только не заживёт.
2000г.
ПАМЯТИ И. БРОДСКОГО
И вечный хлеб, и нежную халву,
Проклятие любви и длинных писем…
Но он уже пророчества не пишет
Всему, предпочитая тишину.
И света нет, и тень полужива…
Сентябрь удивительного цвета
Плетет дожди, и старая планета
Печальна, как бездетная вдова.
Не вечный хлеб, не нежную халву,
Но преданность врагов, друзей измену…
Вмененный путь не подлежит обмену
На вечный хлеб и нежную халву.
1999 г.
ЛУННЫЙ ВАЛЬС
Встречаться на том берегу небосвода
Такая свобода,
такое веселье,
И серпик луны по законам природы
Справляет с друзьями свое новоселье.
Все будет пристойно, все будет красиво,
Не выпито пиво,
не брошены гости,
Но если на небо смотреть терпеливо,
То станет звезда огоньком папиросы.
А месяц прижатою пальцем монетой,
Почти неприметной
крупицей наследства,
А может быть просто полоскою света,
Неплотно прикрытою дверью из детства.
Но круг завершится, приблизится утро,
Растают в минуту
и блики, и тени.
И серпик луны, невесомый как будто,
Свернется клубком у тебя на коленях.
2002 г.
АНТИБИБЛИЯ
В наркомовских промозглых лагерях,
Где псы из злобы, а земля из стали,
Где не страницы торы начертали,
Где Моисей не разбивал скрижали
И Ерихон не рушился во прах,
В последний путь промерзшею тропой,
Простив своим мучителям метели,
Забыв пиры и пышные постели,
Брели останки тех, что уцелели,
Чтоб тенью стать до встречи роковой.
Но пали палачи и в свой черёд,
Сменив на дёрн московские прописки,
Неспешно уходили по-английски
На вечный срок без права переписки,
Спасая тех, кто после них придет.
И злое эхо, замыкая круг,
Услышало - люби и будь любимым -
Ответило - гони и будь гонимым -
Добавило - суди и будь судимым...
И злою птицей вырвалось из рук.
2005 г.