- Папа, видел, какие странные дяди? — сказал мальчик, когда лавка осталась позади.
Отец сплюнул на дорогу.
- Пьянь, — сказал он. — Будешь себя так вести, тоже вроде них вырастешь.
В.Пелевин*
* * *
«Сегодняшний поэт скептичен и подозрителен даже – а возможно, прежде всего – по отношению к самому себе. Он неохотно вслух называет себя поэтом – словно бы немножечко этого стыдится… В различных анкетах или в беседах со случайными попутчиками, когда поэт вынужден обозначить род своих занятий, он обходится неопределенным «литератор» - или называет свою дополнительную специальность. Сообщение о том, что перед ними поэт, чиновники или пассажиры автобуса принимают с легким недоверием и опаской. Думаю, с подобной реакцией сталкивается и философ. Однако философ все-таки в лучшем положении: он сплошь и рядом имеет возможность украсить свою профессию каким-нибудь ученым званием. Доктор философии – это звучит уже гораздо солидней. А вот докторов поэзии нет…» В.Шимборская*1.
Магистр Поэтических Наук? Факультет поэтического творчества или Цех Поэтов? Задача обособления и защиты интересов «обездоленных и нищих» поэтов требует создания чего-то, что, так или иначе, напоминало бы обычный профессионально-образовательный союз, центр заполнения-наполнения культурного досуга или, что ещё правильнее, клуб по интересам. Сюда можно прийти, пожаловаться на тупых соседей, путающих «цезуру» с «цензурой», рукоплескать, «завязывая» с пьянством и со старыми/новыми знакомствами, и, не стесняясь своего выбранного статуса Лирического Героя, удостаиваться чести представляться поэтом.
…
Из интервью с «Божественно прекрасным Димой»: «Да поэт может быть каким угодно…насколько хватает силы его дара, который ему был отмерен…Есть поэты, которым нужна биография, которые являются персоной, именно персоной, будь то non-grata или , наоборот, - grata, VIP-персоны, типа Анны Ахматовой…Поэзия – это вообще экстремальный вид жизни, поэтому такой (персонифицированный) взгляд необходим. Поэтому человек, который смеет говорить, что сейчас поэзия – это прерогатива людей со стертыми чертами лица и не бог весть как одетыми, и которые что-то там пописывают, - это человек, который либо ничего не понимает в поэзии, либо сознательно вредит, а ещё лучше – всех примеряет на свою мерку, совершенно устаревшую.»*2.
…
Вопреки всем мистификациям поэтами не рождаются и не становятся . (Поэтому) требовать от поэта специального аттестата зрелости на знание грамматики, лексики и других фундаментальных основ «гуманитарной» жизни представляется не совсем тактичным, не совсем удобным, в том смысле, что каждый человек может либо представляться поэтом (в силу своего характера, «неудовлетворительного» поведения, особого склада ума, отношения к собственному делу, родным, близким, жизни и смерти вообще), либо не представляться, не идентифицироваться и тогда исключительный ракурс, дискурс поэтического знания- поведения- мышления становится как бы не востребованным ни самим обществом, ни самим деперсонифицированным героем. Ситуация чем-то напоминает «вакансию для поэта»*3., когда «тема профессионализма и дилетантства обсуждается критикой чуть ли не чаще, чем сами стихи… Оно и понятно. Ведь подавляющее большинство стихотворцев не может сегодня подтвердить свой статус ни всесоюзной славой, ни миллионными тиражами, ни выступлением в Лужниках. Только стихами, а для их оценки ещё не выработано объективных критериев.»
Получается какой-то замкнутый круг: с одной стороны, любой желающий- пишущий- рассуждающий на Тему может заявить о себе и своей сопричастности к поэтическому Олимпу, к поэтическому ремеслу, а с другой, этого явно не достаточно. Требуются доказательства сознания, которые в свете всеобщей эйфории энциклопедическими познаниями и популистскими технологиями, кажутся не только не лишними, а обязательными шагами к самоутверждению и общественному признанию.
От поэта, как от недоучившегося ученика, требуют знания родного языка. Однако…
«Типичный вопрос педагогического крючкотворства «знаем ли мы свой родной язык». В навязываемом ответе – «не знаем» - гораздо меньше поводов для стыда, чем подозревают специалисты-педагоги. Этот ответ во всех случаях верен: родной язык мы не знаем. Мы на нём говорим. О ребенке не говорят, что он изучил родной язык; он просто заговорил на нём. На ответе «мы не знаем родной язык» следовало бы смиренно остановиться. Выводить отсюда мораль: сделайте родной язык предметом своего познания – значит заранее вести себя уже так, как если бы было решено и установлено, что почва родного языка не наше существо, а наше знание и сознание…» В.В.Бибихин*4.
Фактически, мы получаем поэта (персону), который сознательно молчит. Молчание оправдывается не только возможностями языка (паузами, цезурами, др.), а в первую очередь, нежеланием поэта подчиняться профессиональному диктату рациональной критики, которая если и обсуждает вскользь личность поэта, то делает это так, как будто личность в стихах ничего не значит, ни к чему не обязывает. Самое смешное, что эта «критическая позиция» жутко заразная штука. Вот, кажется, ничего не мешает сетевым авторам печатать свои произведения и получать «скромное удовлетворение новой буржуазии»… Уже через небольшой промежуток времени у автора появляется почти ничем необъяснимая потребность поучать основам родного языка и делать это по возможности более аргументировано и смело.
«С переходом к установленному языку сознанию кажется, что оно овладело универсальным инструментом, которым оперирует с дивной легкостью. Оно печалится что массы оказались не на высоте и плохо воспринимают дискурс универсализма. Для стратегии правильного языка уровень массы всегда оказывается фатально низкий. На том земляном уровне однако есть шанс встретиться с языком, тогда как на уровне знания, которое не знает что оно может быть ниже незнания, ощутить язык как он есть уже не удастся.»*4.
Т.е., требовать от поэта понимания (профессионального знания) как бы нельзя, но очень хочется, а не требовать от него того, что он сам таковым представляет и представляется , кажется абсурдным и … «недотягивающим до соответствующего уровня».
Профессия поэта – надпрофессиональна, в том смысле, что доказывая ежечасно, еженощно свою профессиональную непригодность и непричастность к целям, задачам, методам и методикам обязательного образования и официального трудоустройства, поэт (сущностно) должен схватывать налету , метко бить в самую сердцевину, крушить и создавать то, что необязательно годится для простого выживания, а больше воспринимается как некий "человеческий прецедент", провокация для трудящихся и целеполагающих масс. Иначе говоря, любое сужение вопроса о значении поэзии и поэта до уровня профессионального или любительского читательского ряда есть деконструкция самой поэзии, сведение ненужных счетов, означающих, что личность претерпевает вынужденную метаморфозу и ей, таким образом, становится всё сложнее и сложнее доказывать не только свои авторские права, но и право Голоса! Можно по этому поводу вспомнить историю «тунеядца» Бродского или, как обратный пример, Артюра Рембо, переквалифицировавшегося из поэтов в торговцы. Но это всё примеры – состоявшиеся, общедоступные. Вопрос, на мой взгляд, более щепетильный, более щекотливый как в плане профессионального «перевода», так и личного (-безличностного-) отношения : А может ли (вообще) человек, всей своей жизнью, всем своим поведением выражать, персонифицировать поэзию, но при этом н е о б я з а т е л ь н о сочинять с т и х и ? Что в конце концов перетягивает на чаше весов – музыкальный , мифотворческий Дар Орфея или его (Орфея) безутешная, «искромётная» жертвенность? Как изобличить, извлечь биографию поэта в контексте будущего времени ? Не слишком ли мы преувеличиваем основную поэтическую специальность поэта, забывая часто о его других (интересных) сторонах жизни и творчества? ...и тогда, получается, что поэзия должна рассматриваться, наоборот, как дополнительная, вспомогательная, второ-степенная специальность?
Предъявляя специфические требования к «побочному ремеслу», Ян Шенкман в этой связи пишет, что «прозаику от такой (дополнительной) работы нужно свободное время. Поэту – только свободная голова, но зато – круглые сутки… Мой личный опыт показывает, что лучшая, хотя и не самая денежная, работа для сочиняющего стихи – работа вроде курьерской. Привёз, отвез, а в промежутке накручиваешь километры и думаешь о чем-то своем.»*3.
Ну что, господа тунеядцы, лодыри и лоботрясы ...поехали?!
* * *
-А ты скарабей, папа?
-Да.
-А я?
-Еще не совсем, — сказал отец. — Над тобой должно совершиться главное таинство.
-А что это за главное таинство?
-Понимаешь, сынок, — сказал отец, — его природа настолько непостижима, что лучше о ней даже не говорить. Просто подожди, пока это произойдет.
-А долго ждать?
-Не знаю, — сказал отец. — Может, минуту. А может, три года.
Он с выдохом толкнул свой шар дальше и побежал за ним.
____________________________________________________
ПРИМ.
* В.Пелевин «Жизнь насекомых. Инициация.»
*1.В.Шимборская «Поэт и мир» (Нобелевская лекция 1996 года.)
*2. Д.Воденников «Вкусный обед для равнодушных кошек» (Лукоморье)
*3. Я.Шенкман «Вакансия для поэта» ( Арион, 2005 № 1)
*4. В.В.Бибихин «Язык философии» М.2002