1
Склонилась над рекою ива,
купаясь ветвями в волне.
Там - одинока, не счастлива -
сидит русалка; в тишине
чуть слышен плач, - девичьи плечи
ее в рыданиях дрожат,
во тьме, как трепетные свечи,
сережки чудные горят.
Ну, будет тебе плакать, полно! -
не пропусти рассвета час...
Заметив приближенье Солнца,
русалка тихо поднялась
и скрылась, чешуей блеснув,
в глубоких водах; рыбий хвост
по водной глади лишь скользнул,
и вмиг волненье улеглось.
А за рекой над темным лесом
открылись златые врата,
и Солнце, – молодой повеса
одетый в розовый кафтан, -
сидя на тучке незаметной
как на объезженном коне,
въезжает в ласковое лето,
еще безмолвное во сне.
Вот Солнце к дому подъезжает
на самом берегу реки.
Стучит в окно, - дом оживает;
в нем загремели чугунки,
захлопали дверьми чуланы,
скрипит на все лады порог,
а на углях в печи, румяный,
печется свадебный пирог…
2
Настало время собираться
на свадьбу в деревенский дом.
Приходят стар и млад, - садятся,
беседуют о том, о сем.
Собрались бабы на скамейке,
и льются сплетни с быстрых губ, -
от бабьих языков сумей-ка
в деревне скрыться! Старый дуб
кряхтит за окнами, вздыхает, -
свидетель всех мирских забот, -
глядит с полатей, понимает
все разговоры, черный кот.
«Слыхала, Марья, ночью нынче
опять, как будто, плакал кто?
И все кого-то кличет, кличет...
Беда, сестрица, это стон,
не иначе, нечистой силы.
Видать, и нам пора пришла
за все грехи сойти в могилу...»
«И..., милая, что понесла!
Окстись, беду накличешь байкой.
Ты что, на похороны что ли
пришла? – одернула хозяйка. -
Ступай, зови гостей к застолью».
А гости от оконных ставень
не могут разойтись никак.
Над ними синими пластами
витает дым от табака.
Все слушают рассказы деда,
прожившего немало дней.
И вот что он другим поведал
о давней юности своей:
3
«Однажды, помнится, за тёсом
с отцом поехали мы в лес.
Работал я уже как взрослый,
а был совсем еще малец.
В лесу - изрядно подустали.
Отец, умаявшись за день,
уснул в телеге; я помалу
кобылой правил. Густо тень
легла на узкую дорогу.
Уж месяц небо осветил.
Я, было, задремал немного,
когда у речки по пути
вдруг слышу: толи кто-то стонет,
толи серчает на меня?
Продрал глаза, глядь! – а в затоне
мерцает свет, как от огня,
неподалеку от дороги.
Ну а на камешке у вод –
русалка! Помянул я бога, -
действительно, меня зовет.
Да как зовет! – смеется, плачет,
волнуется девичья грудь.
Какой-то силой, не иначе,
к ней потянуло. Отвернуть
не мог я глаз завороженных,
и сам не ведаю, как встал,
подал ей руки будто сонный, -
а, может быть, и вправду спал?
Она, сердешная, обняла
меня и повела в омут.
Ну, думаю, пиши - пропало!
Да в руку, слава богу, кнут
мне провидение вложило.
Ударил им, и слышу крик
такой, что кровь застыла в жилах.
В воде виденье в тот же миг
пропало. Я – скорей к кобыле!
Пустил ее во весь опор...
Вдруг за спиной заголосили.
Я оглянулся... и с тех пор
хожу седой. Толпой безумной
бежали, злобно бормоча,
за мной утопленники; думал
уж пробил мой последний час,
да тут на счастье заблистало
огнями близкое село,
и от меня они отстали, –
не любят, вишь, когда светло!
Отец проснулся на дворе лишь,
да и меня же обругал
за то, что - ты и не поверишь -
кобылу я ему загнал».
4
Шумит застолье в разговорах.
Играют свадьбу, пир – горой!
Слышны гармони переборы
и голосов веселый строй.
И как всегда - не без изъяна:
из голосов, хоть иногда,
один какой-нибудь, вполпьяна,
ведет куда-то не туда.
Иссякнув, песня замирает,
но после чарки призовой
гармошка поперебирает
и разойдется в плясовой.
А если разойдется, – ну, так! –
глаз не спуская с половой доски,
серьезно - тут уж не до шуток -
ломают ноги мужики.
Без устали – до самой зорьки.
Вот так! - пусть знают все окрест
о том, как нам на свадьбе горько.
Несется песня до небес,
где Солнце, обойдя полмира
и спешившись к исходу дня,
раскинув над землей порфиру,
купает красного коня…
К речной воде клонится ива,
купаясь ветвями в волне.
Там - одинока, не счастлива -
сидит русалка; в тишине
чуть слышен плач, - девичьи плечи
ее в рыданиях дрожат;
во тьме, как трепетные свечи,
сережки чудные горят.