читать нараспев, в счастливом угаре, сквозь пьяные будни мечтая о лете
войди смело в транс, и пляши в исступленьи, и снится тебе,
и снится поток.... и ты его мыслишь... и он - это ты.
мне укол сульфазоловый крест под лопатку чтоб лазарь воскрес в теле визора мощным багром подцепляя всех за собойю в тот омут безумный тот мыслеворот что навыворот мышцы вращает, что свертка идет по пределам всего, весь объем расширяет константами хаббла учтя все поправки и все искаженья в размерности "восемь" и все сингулярности "три" дающие в сумме одинадцать мер, единой теории жуткие строчки рядов ассимптотик меня расшвыряло по ветру по разуму - паззл, загадка, игра, что частями характер холстом разрывая из недр Луны серебро пустоты, мизинец от будды, собачьи какашки - все так же реально, все так абсолютно, и волосы стужа развивши-трепеща погладит трескуче, засыпавши хлопьем, хлопОк подоконника павшим сугробом, наростом кристаллов алмазной структуры, все так же реально, как чай кипяченый, серебряный ключ, золотистый бычонок, разбитая синяя чашь Luminarec, рекордные сроки от сданных проектов, расчетное время, пилотные риски, рисунки пилоток, пилоты следами, конверсия каплей, растянутых небом, по нёбу как ребра рефлексами мыслю, дизлексия пуза, и стопочка дисков.. все так же реально как ноль, как пустоты, отсутствие сути вне смыслообразий, вне Римана, Шоттки, барьер-баррикадных ментовских кордонов, вне сфер невозврата, внутри их капканов, единых теорий туннельных громадин вдоль страшных обрывов на красных полянах. Летишь ты над всеми и думаешь скортом: спортивных событий, зима-стадионы, волнения в Бирме, кокосы из Ганы, рабы на заводе отпущены на ночь, там умер от правил дорожных движений, зесь сьел запрещенное матрицей тело, здесь выпив сверх меры взлетел против поля высоких желаний и твердый поребрик углом разкромсавший посредь всей площадки где детский песочек, бутылки, окурки, избушка на ножках, на свайках трухлящщих, безумный кассир в магазине напротив, компьютерных центров неясные цены, и камеры Брата свисают гроздями вверху над проходом вдоль дюжины стоек шести турникетов магнитных-по-картам... летите отсюда, летите далече, километр-два, сорок тридцать, на город, зима съела осень, яхтклубы закрыти, и вмерзли железки по 2 ляма баксов, гидравлика двери шипящщей как пена, старик Океан, что ты шепчешь прибоем? ты хочешь знать шелест осиновых листьев, березовых соков на вкусы попробуй, черничников старых, задов муравьиных, и глина, и глина, и мокрая глина, скользя сапогами несется на волю запасов энергий от вставшего тела... старик Океан, ты есть глаз на планете, о сколько нейтрино пожрал деитерий? о сколько живых тобой дышит из впадин, глубоких и жестких, и вязких как пудинг, желток батискафа, читающий Кафку, построивший Замок, очерченный шляпой, куда ты полез! Лез бы дальше и сразу, постой не спеши, я пополз за тобою, стеклянной акулой окутавши мощи, мой будущий труп, я тебя так лилею, ты любишь Марину, я с ней познакомил гуляку-Антона, мы странники оба, ему я позволил отдать часть общенья, а сам словно триггер - прощелкнул сознанье, стрелу перевел и вниманья кусочки распредом мой Бессель раздал амплитуды по плоскости мира, асфальтом обутой, собравший в пучек сто страниц от "Гертруды", засунувший в стол сто пучков чистых белых, формат А четыре, А три, А сто-десять, Автобусный улей, и жесть остановок, сиденье в метро, почитай ка со мною, тебе интересно стремление дали? тебе интересен катализ реакций, что нас заставляют искать что не знали, что нового в мире? где новые связи? я вас ковалентно прижал в темный угол, Марина, Диана, Татьяна и Шура, вы знаете сами, куда что откуда, пойдем в порт небес, самолеты заждались, ангары сверкают чешуйчатой бронью, и ключь разводной, и отвертки в моторы, ! трещи мой хороший ! трещи, поднимай нас ! крыло за спиною, одно но большое, летим напевая мотивы болота, метановых трав, буреломов медвежьих, орем эти гимны Синявинских улиц, словами шифровкой, ААААААААААААААААААААААА!!!! - лучших гармоний, из всех невозможных гармоний природы. И сфера в пространствах, кубов шестимерных проекцией стали отлита углами, стоит пьедесталом в одном универе, вы видели кванты? вы губы листали? вы морщили книги порывами страсти? вы ели зеленых болотных лягушек? вы знаете что? а вы кто? кстати, Здрасти!
я Юлин бардак на полу Петербурга, я красил заборы, душою расслабив, я был, и я буду, а между - реальность, от данности данность, для стройности данность, куда эта стройность, подогнаны пары, нормаровав сумму систем произвольных, я знаю что мысли - ни капли не больно, внушаю и телу забыть про колено, идти как парить, но парю я хромая, я временно правым бедром сквозь пространство черчу по спиралям волну синусоид, в метро переходов не счесть перегонных, там в три раза больше пространства туннелей, железный червей и опарышей серых... по верху протектором шин малость сдутых, по капле за каплей ползет километр, бензиновых будней сто разметок на метр, размазана соль, разлетелись нейтроны...
моя, ненаглядная, Анна, сестрица, я, черт побери, не поздравивший брата, я - черт, подери на две части бушлаты, я черт, сотона, люцифер, LOS COJONES! в носках от армани, в перчатках бычачих, в кашне и в плаще, как в полотна окутан, футляр для себя, для очков в стиле панка. Стели ламинат, коли вспучит - прогладишь, а я полетел, я не знаю куда, но мне тесно с вещами, а выбросить жалко, но надо давно все спалить и до тла, истерикой жуткой забытый нагретый утюг простоял пять часов один дома, скотина, куда ты, ничто не случится, проекты развития нового мира, разрушенный старый, развален фундамент, опять баррикады, ненужные боле, и ангелы бунта от Толика Франца, ремень от Ferre, сапоги Ferrogamo, модели Dior'a by John Galliano, противно как жЫр, как блевота, но нужно, бессмысленно главное, бред психопата, зачем же еще, для любого поэта фарфоровой кожи ценнее улыбка, чем шлепанцы шелка Marle-Claude и тупая кошелка, иррационально искусство и танцы, от нового жанра - иррационал, идет расползаясь, как метастазы, плывет по все стороны чей-то оскал, а ты, будто странный, влюбись ты в сестрицу, рисуй светлым лаком на стенах и двери, вопросы оставь - все протест против мертвых, живее живых только Ленин и сферы...
А я снова к Анне, и думаю надо ль? Зачем и куда, подавляя желанье... Она чуть постарше (не та, что сестрица), а может быть Ксюша, Кристина на байке, все мало, все странно, не знаю, но рвется душевный порыв рвется струнами звуков, играя Tempest Jesse Cook'a, фламенко, играя Леграна и думая кстати, и все парралельно, струится потоком, по Лагранжианам и минимум действа, к экстремуму лени и снами про Юлю пугающий морфий, счастливых секунд дельта-фазы уснувших, куда занесло, слышал гимны военных, ранений солдатских, стрелявших за веру, в Христа в Джугашвили, что оба грузины, ментовскими палками мне доказали, давай фоторобот Марии Святейшей, уж сделано кем-то, как сделано много идей и мечтаний, что с детства я прятал в бумажных проектах, рисунках, эскизах, чертежных кульмАнах, и дерзких забавных реальных но сложных, таких за которые веком бы раньше сослали бы в дурку, пришпилив к кровати... Но бешенным ритмом играет пассажи божественный палец и рвется динамик, орут верещат сверху чурки-соседи, и с боку мужик на балкон - нервно курит, на утро просил не стучать в барабаны хотя бы в ночное священное время, ну что им сказать, музыкальных пристрастий обрезанных знаний про звуков потоки не хватит им даже на то чтоб узнать ля мажор из симфоний, я кстати скажу, я ведь не абсолютный, ни слуха ни пальцев, но, Боже, увольте от ритмов ТЫЦ-ТЫЦ и попсы прокаженной... а я люблю Юлю и Аню и Надю и Лену, Кристину, и дурочку Катю, зачем я не знаю... Гостинная, скатерть, вы ели бы плесень, ну ради искусства? я ел, хотя был весь забит холодильник, из мусора хлеб плесневелый и черствый, политый под краном заразной водою, я жрал и я думал, что творчество вечно, и делать безумство - по творчески очень, не просто оставить в наследство потомкам статичное чучело, что б это ни было, рисунок ли, доски, широкие пленки с записанным танцем, балетом, футболом, а просто по жизни, а просто безумство, что сделать не сложно без страха и риска, вот так, взять залезть на мост Большой Охты, считать там заклепки, орать громко йодль, пописать на небо, плевать на баркасы и вызвать пожарных к ростральным колоннам, горят маяки - их к херам потушите, ну да, я подонок, побейте ногами, я вызвал по делу ментов и больничку, ну мало ли что, может кто-то подохнет, иль я озверею и двину по морде дубиной бейсбольной прохожего хама... я Юлю люблю, и Кристину, и МАМУ... но мне щас пора и на встречу к Диане, на выставку с Ксюшей, в театр к скрипачкам, в бутик к продавщице, что ездит на бомбе, пойду познакомлюсь, вокруг столько глины - лепите, лепите, творите, поэты, творите друзья, все искусство, мужчины. Я, кстати, пожалуй, заправлю машину... И задом поеду, и громко ругаясь спонтанные байки ментам расскажу я, и стих напишу я, ментам прочитаю, станцую гопак просигналю три ноты, вы знаете, что? я люблю мед и соты.... и маму и Лену и Юлю и Нину, и Свету, и всякую божью скотину, барбосу любому пожертвую шубу, как галстук Есенин, вы скажете - глупо, скажите, скажите, скажите что нужно, скажите любое, что в голову влезло, а я полетел, я поехал сквозь жезлы, вдоль мира, смотря на него сквозь стекляшки, я вижу пейзажи, и каждой букашке внимания тонну, и мыслей в подарок, лежал я на травке и слушал жужжанье, вот так вот давненько в деревне пустынной... на поле буграх, на барщине старой, где избы стояли помещиков царских, там желтые травы, ковыль да осока, излучина речки стремительной, стрежень выносит из омутов дикую пену, лесная полоска все лезет на берег и лет через сто заростет все дровами, березами, ельником, пнями, грибами со шляпкой как зонт шириною пол метра, два метра воды и дыхание ветра, шуршат тополя, и трещит древесина от мачтовых сосен, коричневых, длинных, поляна цветов луговых разрастает, смола из расколов на дереве тает, и древнее кладбище, мхи на могилах, кресты покосивщись стоят в тишине, скамеечка, столик, лет двадцать назад её там построил троюродный дед, езда в колее на откосах на скользких, обвалы обрывов и дебри дорог, и место прекрасное, Веченцы, поле, желтеет в вечернем, и снова порог той речки журчит переливом-раскатом... энергией рвется на ружу стремленье, и страстью взлететь, и вертется и петь, смотреть, наблюдать, пролетая пространство, представить вблизи пик деревьев в глуши, и даже ни слова про хулиганство, лишь ветер мне в кудрях свистит и шуршит...