3. Разноголосица

Владимир Корман
3.Разноголосица

3-й венок короны сонетов из книги "Гирлянда"

Multi sunt vocati, pauci vero
electi (лат.)
Много званных, но мало избранных.
(Евангелие от Матфея)


1

На поддоны и вымост подовый,
на стальные листы и кирпич
положу, как коренья и дичь,
как крутую замеску для плова,

заготовку в большой и махровый
нашпигованный рифмами спич.
Пусть смакуют москвич и томич,
и омич, и шофёр из Тамбова.

Перепутавши красный с зелёным,
я с автобусным местным талоном
влез под венчик троллейбусных дуг

и столкнулся с тамбовским законом.
Вот, припомнив тот давний испуг,
насыпаю сырьё — первозвук.


2

Насыпаю сырьё — первозвук
и боюсь изначальной ошибки,
а достанет ли к этой посыпке
однозвучных стыкующих клюк.

Строчка строчку потянет, и вдруг
лексикон скособочится в хлипкий,
уж никак не от сказочной рыбки,
а до дна опустелый сундук.

И, однако, усядусь под липкой,
порифмую, в сердцах и с улыбкой,
про себя и бубня, как индюк.

А взглянул: под любым эвкалиптом
жмутся кучки подобных пичуг
и у множества тиглей вокруг.


3

И у множества тиглей вокруг,
у каминного пламени в холле,
у костров на опушках и в поле
греют кисти старательных рук

громогласный поэт — политрук,
петушок в политической школе,
и горлан романтической воли,
и усердный келейный клобук.

Самой тёплой выходит консоль
у нежадных на сласти и соль
комплиментщиков жёнам и вдовам.

Те и девичий знают пароль.
А у топок, у самого зёва
держат жар псалмопевцы — Шишковы.


4

Держат жар псалмопевцы — Шишковы.
Ставят опыты, кто и верней
и понятней для новых ушей
извлечёт несуетное слово

из античной и средневековой
оболочки. Из груды костей
трансформаторы древних идей
экстрагируют гены живого.

Сумароковский с братией спор
и державинский пыл и напор
воскрешаются снова и снова.

Оживляется древний узор.
Но не любят манеры дедовой
Безыменские и Щипачёвы.


5

Безыменские и Щипачёвы
то бабахают около бухт,
то лелеют неопытный слух
возведением в образ святого

сострясателя старой основы.
Уж не знаю, в котором из двух
ярче виден лирический дух
партбюро и рабочей столовой.

На торговом дворе Безыменских
созерцал я поэта в степенстве
пиджака и непродранных брюк.

Знал его комсофлотские песни,
да не знал, под какой они стук
ублажают вождей и подруг.


6

Ублажают вождей и подруг!
Из немалого списка кумиров
в пестроте изобильного мира
их избрали акын и ашуг.

Безразлично, что север, что юг,
пёстрый запад, восточная лира —
воспевают короны, мундиры
и пыхтят от любовных потуг.

Восхваление страсти и власти
обещает реальное счастье
и страхует от лишних докук.

Набивается всяческой масти
(разделить августейший досуг)
легион Аполлоновых слуг.


7

Легион Аполлоновых слуг
осаждает Парнасские склоны,
врассыпную и общей колонной,
напрямую и делая крюк.

Тут Сократы словесных наук,
но в героях среди легиона,
лишь не шедшие общим прогоном,
отыскавшие собственный звук.

Прожурчав в унисон соловьям,
рядовое сливается в шлам.
Пышет вздутое вихрем суровым.

Жгла Цветаева, жёг Мандельштам.
Маяковский вдвоём с Гумилёвым
состязаются как сердцеловы.


8

Состязаются как сердцеловы
вдохновенный и смелый порыв —
и пустой плотоядный позыв,
вызов смерти — и всхлип пустяковый,

лик героя, достойный Кановы:
Прометей, Ильмаринен, Сизиф —
и изнеженный в холе калиф,
оратория - и босанова.

Повороты словесной игры
прихотливы, случайны, пестры.
Не ковчег. Не тесно. Не по паре.

На подъёмах Парнасской горы
предостаточно всяческой твари.
Стихотворная снедь — на базаре.


9

Стихотворная снедь на базаре —
нет дороже. Милей не найдёшь.
Нет дешевле — бери ни за грош.
Сто загадок в словесном товаре.

Разжужжался летучий комарик.
Расшумелась высокая рожь.
Ненароком и сам запоёшь
и товарищу песню подаришь.

Где бы ни был, куда бы ни шёл,
в детстве, в зрелости, весел и зол,
песня — в помощь, взбодрит, не состарит,

награждает гудением пчёл,
мощным ливнем в душевном пожаре,
мелочёвкой в расписанной таре.


10

Мелочёвкой в расписанной таре
обернулась вся масса словес,
поступивших в разлив и развес
на раздачу в постбрежневской сваре.

Носорогом навстречу сафари,
сокруша догматический пресс,
разыгрался горячий протест
и, стреножен, смирился в амбаре.

Монотонность предписанных гимнов
сметена пестротою старинных
и новейших хоралов и слав.

Был гвоздичник. Запахло жасмином.
И посыпались вдруг, замелькав,
леденцы на шарап для раззяв.


11

Леденцы на шарап для раззяв —
вольный выбор, обильная гласность.
поглощай анекдоты и басни.
окружайся эскортом шалав.

Наделённые массою прав,
мы сквозь пальцы глядим на опасность:
разбухая, до площади Красной
дотянулся нацистский анклав.

Так, глядишь, и под бодренький марш
обратим демократию в шарж,
запалим и удушим в пожаре.

Вот и слушаю песенный фарш
в непроцеженном репертуаре,
сам в певучем ударе-угаре.


12

Сам в певучем ударе-угаре
в продолжение строгих времён
монотонным хорам в унисон
препослушно бряцал на кифаре,

регулировал гриф на гитаре,
подправлял неестественный тон,
ретушировал взвизги и стон
и сомненьем себя не мытарил.

Пел да пел, а другие хористы
из прославленных, видных и истых,
капельмейстерский кризис прознав,

замышляли шампанистый выстрел
для финала: струю в архитрав
и в сумбур беззаботных забав.


13

И в сумбур беззаботных забав,
как рефрен, залетают гранаты.
Жал Хуссейн. Расширяется НАТО
и готовят ракетный пиф-паф

предводители тёмных орав.
Вот сиди, подводи результаты:
девальвация, кражи, растраты,
а всеобщий достаток дыряв.

А виновник утруски-усушки,
как всегда, не иначе как Пушкин,
длиннонос, рыжеват, кучеряв.

Идеологов ловят за ушки.
Так и я в уличающий тяв
добавляю звенящий состав.


14

Добавляю звенящий состав
прямо в шихту для будущей плавки.
В картотеке готовы заявки.
О заказах гудит телеграф.

В куче лома кайло и бурав,
кулачки, торсионы, оправки.
Погоди, побежит по канавке
всё, что ныне пошло в переплав.

По весне с пробуждением верб
обновляются гимны и герб,
а поэтому кто ж застрахован:

всё там ляжет: и молот, и серп,
и воскресший орёл двухголовый —
на поддоны и вымост подовый.


15

На поддоны и вымост подовый
насыпаю сырьё — первозвук.
И у множества тиглей вокруг
держат жар псалмопевцы — Шишковы.

Безыменские и Щипачёвы
ублажают вождей и подруг.
Легион Аполлоновых слуг
состязаются как сердцеловы.

Стихотворная снедь на базаре
Мелочёвкой в расписанной таре,
леденцы на шарап для раззяв.

Сам в певучем ударе-угаре
и в сумбур беззаботных забав
добавляю звенящий состав.

1999-2000 гг.