Стелется поземка по лесной дороге,
А в избе старушка извелась в тревоге:
Тихо подкосила старика хвороба,
Весь огнем пылает, ноет вся утроба.
Негде взять подмоги – до села далеко...
На душе старушки горько, одиноко,
И перед иконой, стоя на коленях,
Мужу молит Бога дать выздоровленье.
Нынче непогода, все в снегу смешалось,
Завывает вьюга. Шибко разгулялась.
И от стона ветра сердце замирает –
Доживет ли старый до утра, кто знает.
И, вздохнув, старушка глянула на деда:
“Шестьдесят годков уж в радости и бедах,
В мире да согласье прожили, не каясь,
Потерять друг дружку смолоду боялись.
Мыслимо ли дело мне одной остаться?
Помереть – так вместе, чтоб не расставаться.
Не обидел сроду, не бранил, не дрался,
По чужим бабенкам не тужил, не шлялся.
Озорной, веселый, на лицо пригожий,
Баловал детишек, привечал прохожих.
От забот не бегал – мастер на все руки,
Как возьмет тальянку – позабудешь скуку.
Лесником работал – знал в лесу все тропки,
Хаживал на зверя, отроду неробкий...”
Свет пробился в окна, вьюга чуть затихла,
В изголовье мужа бабка плачет тихо,
На лицо родное падают слезинки,
Прячутся в глубоких дедовских морщинках...
Только лишь к полудню старый шевельнулся,
Виновато глянул, робко улыбнулся:
“Рано, мать, хоронишь... Вроде полегчало...
Ну, чего глядишь-то на меня с печалью?!
Вон застыла инда… Ай не рада мужу?
Не хочу, однако, помирать я в стужу.
Принеси-ка лучше молочка парного,
Подои скотину – извелась корова.
За меня не бойся – отлежусь да встану,
Без тебя, родная, помирать не стану”.
Поднялась старушка, с легкостью вздохнула
И в углу лампадку у икон задула.
Посмотрела молча на святой лик Спаса,
Низко поклонилась до земли три раза.
Проникая в душу, смотрит Спас с иконы,
Будто призывает колокольным звоном
В сельскую простую, старую церквушку
По лесной дороге побрела старушка.
Тяжко по сугробам, тяжко - до упаду,
Но успеть к вечерне непременно надо,
Помолиться Богу за здоровье мужа
Да поставить свечку, чтоб не стало хуже.