Он и она опустошили свои рюмки, казалось, до дна..
По глоточку, не взирая на небесную и земную красоту, они испили себя до последней капли.. Оставшись довольными, и прибывая в усладе мягкого привкуса своей весны, их следы разошлись.. Так просто, совсем беззвучно, а потом дождь совсем зализал его образ, его движения, его походку.
Вскоре, она чертила параллельные линии, приговаривая:
«Я сижу над белой белой бумагой.
Это снег на нём твои следы..
А я черчу параллельные линии.
Чёрт, как жутко на душе..
Всё так жутко»..
И всё действительно было так. Ночь казалась временем прощения и отпущения грехов.
Она совсем разучилась спать, чуть вздремнув и скатившись к самой стенке, содрогаясь от холода и безразличия, сон уходил в туманную пелену за своими волками. И жизнь имела смысл только ночью, когда она могла стоять босиком у окна в помятой любимой пижаме, которую в данный момент она ненавидела всё больше и больше. И впрочем, взаимно, потому что та становилась колючая в гневе на хозяйку, страдающую бессонницей.
Их остановка, там они полюбили друг друга, где встретили своё первое по-зимнему морозное утро, прогуляв всю ночь по улицам города с термосом, залитым горячим кофе. В общем, можно сказать, что «конечная» станция явилась их первым пристанищем, как бы каламбурно это не звучало.
Она виднелась как раз напротив окна, причём с высоты девятого этажа отлично просматривалась своим одиночеством. Тогда это был обычный серый навес, и вокруг ничего. А сейчас туда провели свет, поставили киоск и повесили мусорницу.
Так, приколоченная к подоконнику, устремив весь свой уставший концентрироваться взор в одно только направление, она не раз встречала рассвет, и где не раз обманывала себя, подустав различать предметы. Обман ли это, скорее мираж. Он незаметно приходил и тихо садился на лавочку, слегка покуривая дешёвые сигареты, потому что только в дешёвом дыме можно было разглядеть простые вещи.