На лунной крыше говорил со скрипкой
о Боге, о любви и о себе.
Вкус ночи как у карамельки липкой,
спит рыжий кот на каменной трубе.
И полон грусти мир, летящий в небо,
зажат в руке трепещущий щегол...
Его спасла сухая корка хлеба,
и тюбик краски, и последний холст.
И всё же он не миновал распятья,
ушли друзья, на нём поставив крест.
А были все когда-то словно братья,
взрывая буйством красок мир окрест.
Над Витебском летит насмешкой славы
зеленая коза, рогами вниз.
Какой травы, а может быть отравы
тебе задал художника каприз?
Ему чужбина Родиной не стала,
он жил с лицом, развернутым назад,
туда, где вьюга снегом заметала,
как холст грунтовкой, красный Петроград.
А мир признал, что вновь родился гений
и грезил о любви, и о добре.
В его картинах растворялись тени,
как свет луны при утренней заре.
У Геббельса свои есть экзегеты -
- Прочь иудея с нашего двора!
Корёжатся библейские сюжеты
в огне средневекового костра.
Всё в прошлом. И покаяться успели.
Но в словарях французом нарекли...
И шлют псалмы российские метели
в Сан-Поль-де-Венс, на краешек земли.