Издавна в силах внуков Даждьбога
шла обида к беде на подмогу;
девой в землю Траяна вступала,
лебединые крылья плескала -
в синем море, у Дона, купала.
И ушли времена благодати
от усобиц князей, когда брату
на погибель свою брат ответил,
мол, и то будет мое и мое это.
Как великое, малое это
все князья русские называли
и себе же крамолу ковали,
а поганые со всего света
приходили с победой, им внемля,
в это время на Русскую Землю.
О, на синее море, далеко,
залетел вслед за птицами сокол,
но ему не вернуть наши рати.
Клича скорбь и печали, обратно
лишь огонь мчится русской дорогой,
людей мыкая в пламенном роге.
Сколько раз жены русские лили
слезы: «Мы уже лад своих милых
да ни смыслить, ни сдумать не в силах,
ни умом, ни очами сглядати!»
И того серебра, того злата
было взято немало в уплату,
когда в горе стонал Киев, братие,
да стонал от напастей Чернигов.
И тоска разлилась в земле Русской
и печали по ней текли густо.
Но князья среди этой печали
друг на друга крамолу ковали,
а поганые этого ждали! -
шли на Русскую землю с победой,
дань взимая от дома по беле.
Вот и вновь эти два Святославича,
князья храбрые Игорь и Всеволод,
лживые пробудили языки.
Святослав Киевский - князь великий -
усыпил ложь во время былое;
стало быть, убаюкал грозою
языки он походами ратными
да своими мечами булатными.
В Половецкую землю с отвагой
он вступал, - там холмы и овраги
потоптал; взмутил реки, озера;
осушил и ручьи и болота.
Сам поганый Кобяк из железных
и несметных полков половецких,
будто вихрем, был вынесен вскоре
на простор с самого Лукоморья;
и упал Кобяк в Киеве славном,
прямо в гриднице у Святослава.
Потому и венеды и немцы,
потому и моравы и греки
поют славу тому Святославу,
князя Игоря хают по праву.
С половецкой рекою той, Каялой,
поделился он грузом богатым -
на дно высыпал русское злато.
Ну а сам из седла золотого
в седло пленника сел он в оковах.