Фильмы, которые никогда не будут сняты. Фильм четвёртый. Муха

Слышен тихий скрежет и вздохи усталого металла какой-то явно громоздкой конструкции на фоне космически-чёрного неба с редкими иглами звёзд. Камера очень медленно поворачивается влево, и на экран вплывает средних размеров голубой шар, до отвращения напоминающий Землю, и фиксируется точно в центре экрана. Камера срывается со своего насеста и, закрутившись убийственным штопором, на поистине космической скорости начинает падать на планету. Примерно через полминуты те, кого ещё не рвёт, понимают, что это действительно Земля, и камера упадёт где-то в Тихом океане. Падение камеры сопровождается тонким, на грани слышимости, визгом, который становится отчётливым до зубной боли, когда камера входит в верхние слои атмосферы, и взрывается неимоверным рёвом, на грани разрыва барабанных перепонок, когда она достигает нижних. Те, кто всё ещё сохранил способность смотреть на экран, а не корчится на полу, сотрясаемый рвотными спазмами или зажимая кровоточащие уши, тоже затыкают уши, раскрывают рты и зажмуриваются, ожидая ещё более страшного грохота, который уж точно порвёт барабанные перепонки, когда камера соприкоснётся с водой. Но камера, заложив в последний момент какой-то немыслимый вираж, выходит из своего тошнотворного падения и переходит в режим горизонтального полёта на высоте около полуметра над водой, под таким углом, что вперёд видно метров на пять. Скорость камеры постепенно снижается; по мере её снижения звук стихает настолько, что сначала становится слышен плеск волн, к которому вскоре присоединяются крики птиц, а затем, когда движение замедляется настолько, что уже можно рассмотреть все детали близкого дна, и какая-то легкомысленно-романтическая музычка, вроде той, под которую целуются герои американских мелодрам в неизменном хеппиэнде. Вместе с небольшими волнами, подёрнутыми поверху пузырьками белой пены, камера выкатывается на берег, представляющий собой пляж из ослепительно-белого песка, мелкого и поблёскивающего на солнце. Метрах в десяти от кромки прибоя в поле зрения камеры попадают стоящие в профиль ноги. Камера приближается к ним на расстояние примерно метра и останавливается, а затем начинает поднимать взгляд. Становится ясно, что эти стройные и очень красивые ноги принадлежат молодой женщине. Взгляду камеры постепенно открываются колени, бёдра, рыжеватый пушок внизу живота, плоский ровный живот, выпуклая, сосками вперёд и чуть вверх, грудь, рыжеватый кустик даже на вид мягких волос в подмышечной впадине. Рук женщины не видно, она подняла их вверх, возможно, она приветствует утреннее солнце, или просто загорает, или поправляет волосы. Выяснить это, впрочем, не представляется возможным, так как добравшись до подмышки, камера останавливает свой подъём и начинает поворачиваться вокруг девушки, открывая все её прелести спереди, а затем с другого боку. Когда камера под дружные вздохи завидующих женщин и размечтавшихся мужчин достигает противоположного профиля, девушка прогибается, ещё более округляя и без того умопомрачительную попку, столь грациозно и призывно, что все мужчины дружно исторгают стон и роняют слюну себе на брюки, а женщины начинают желчно шипеть: «шалава… прошмандовка…», и выпускает струю жидкого кала. Камера как бы в испуге отскакивает примерно на полметра, так что становятся видны щиколотки и ступни девушки, а так же быстро впитывающаяся в песок светло-коричневая лужа, хотя голова её по-прежнему остаётся невидимой за кадром. Камера осторожно, как бы принюхиваясь, приближается к столь неуместному на общем фоне пятну и, как бы недоумевая, поднимает взгляд на девушку. Теперь камера находится точно позади девушки на высоте её икр, и её взгляд поднимается вверх, показывая внутренне-задние поверхности бёдер, испачканных уже сухими и ещё свежими каплями испражнений, промежность, на волосках которой висят частично уже присохшие кусочки того же самого, и, наконец, анус, из которого немедленно изливается следующая струя поноса, заливая объектив камеры так, что ничего нельзя больше разглядеть, кроме густых коричневых струй. Камера начинает трястись и метаться из стороны в сторону, пытаясь таким образом очиститься от пренеприятной субстанции. Когда это до определённой степени удаётся, мы видим девушку уходящей к дальним валунам, ограничивающим залив. Она больше не поддерживает свои соломенные с проблесками огня волосы, которые свободно ниспадают по её спине, достигая середины бедра. Призывно покачивая бёдрами, что у большей части мужчин вызывает теперь лишь рвотный рефлекс, а у женщин злорадное шипение: «Что, получил? Бабник!», девушка доходит до валунов и скрывается за одним из них. Где-то позади зрителей раздаётся жужжание, сначала еле слышное, а затем полностью заглушающее музыку, и на в уже подсохших коричневых потёках объектив садится огромная жирная зелёная муха. Муха ползает по объективу, время от времени погружая хоботок в коричневую субстанцию. Камера начинает давать приближение мухи, так что сначала она занимает весь экран и становится видна в мельчайших подробностях, затем увеличение достигает такой степени, что становится видна клеточная, молекулярная и, наконец, субмолекулярная структура мухи, пока в межатомном пространстве не остаётся висящий в центре экрана единственный электрон, который медленно уплывает из кадра вправо, на почерневшем экране зажигаются иглы звёзд, и под скрежет и вздохи усталого металла идут титры.